Лев Корнеев - Слово о собаке

Убедительно рассказал об этом Джек Лондон в повести «Белый Клык».

«Дни шли за днями, а хозяин не появлялся. Белый Клык, не знавший до сих пор, что такое болезнь, заболел. Он был плох, настолько плох, что Мэтту пришлось в конце концов взять его в хижину. Кроме того, в своем письме к хозяину Мэтт приписал несколько строк о Белом Клыке.

Получив письмо в Серкле, Уиндон Скотт прочел следующее:

«Проклятый волк отказывается работать. Ничего не ест. Совсем приуныл. Собаки не дают ему проходу. Хочет знать, куда вы девались, а я не умею растолковывать ему. Боюсь, как бы не сдох».

Мэтт писал правду. Белый Клык затосковал, перестал есть, не отбивался от налетавших на него собак. Он лежал в комнате на полу около печки, потеряв всякий интерес к еде, к Мэтту, ко всему на свете. Мэтт пробовал говорить с ним ласково, пробовал кричать — ничего не действовало: Белый Клык поднимал на него потускневшие глаза, а потом ронял голову на передние лапы.

Но однажды вечером, когда Мэтт сидел за столом и читал, шепотом бормоча слова и шевеля губами, внимание его привлекло тихое повизгивание Белого Клыка. Белый Клык встал с места, навострил уши, глядя на дверь, и внимательно прислушивался. Минутой позже Мэтт услышал шаги. Дверь отворилась, и вошел Уиндон Скотт. Они поздоровались. Потом Скотт огляделся по сторонам.

— А где волк? — спросил он и увидел его.

Белый Клык стоял около печки. Он не бросился вперед, как сделала бы всякая другая собака, а стоял и смотрел на своего хозяина.

— Черт возьми! — воскликнул Мэтт. — Да он хвостом виляет!

Уиндон Скотт вышел на середину комнаты и подозвал Белого Клыка к себе. Белый Клык не прыгнул к нему навстречу, но сейчас же подошел на зов. Движения его сковывала застенчивость, но в глазах появилось какое-то новое, необычное выражение: чувство глубокой любви засветилось в них.

— На меня, небось, ни разу так не взглянул, пока вас не было, — сказал Мэтт.

Но Уиндон Скотт ничего не слышал. Присев на корточки перед Белым Клыком, он ласкал его — почесывал ему за ушами, гладил шею и плечи, нежно похлопывал по спине. А Белый Клык тихо рычал в ответ, и мягкие нотки слышались в его рычании яснее, чем прежде.

Но это было не все. Каким образом радость помогла найти выход глубокому чувству, рвавшемуся наружу? Белый Клык вдруг вытянул шею и сунул голову хозяину под мышку; и, спрятавшись так, что на виду оставались одни только уши, он уже не рычал больше и прижимался к хозяину все теснее и теснее.

Мужчины переглянулись. У Скотта блестели глаза».

Преданность собаки по отношению к хозяину бывает сильнее чувства самосохранения.

Всем известен пример английского бульдога Фидо, который четырнадцать лет приходил к остановке автобуса встречать хозяина, погибшего при бомбежке нацистами Лондона. Неудивительно, что во многих странах собак до сих пор называют именем Фидо, что по-латыни означает «верный»…

Немало примеров преданности собаки человеку, точнее, своему хозяину можно найти и сегодня.

«Собаки в своем смутном, неясном, возвеличивающем людей сознании возносят своих хозяев и любят их больше, нем те заслуживают. Человек считает себя хозяином своей собаки, но собака считает своего хозяина богом».

В модели поведения собаки как бы запрограммирована безусловная любовь к человеку.

Известно, что собаки, достаточно хорошо изучившие хозяина, угадывают его душевное состояние и соответственно настраиваются: радостно или печально, задумчиво или тревожно…

…Римский философ Сенека две тысячи лет назад считал, что основная часть жизни человека уходит на ошибки и дурные поступки, значительная часть протекает в бездействии, и почти всегда вся жизнь состоит в том, что человек делает не то, что надо. Иное дело — собака: вся ее жизнь посвящена служению своим хозяевам. Недаром говорят: предан, как собака…

А между тем собака от природы не какое-то исключительно доброе и покладистое существо. Кровавые драки между собаками со смертельным исходом — если, конечно, до этого допустить — обычное явление. Но вот по отношению к своему хозяину или его чадам и домочадцам зубастый пес — настоящий ангел…

Только не надо сюсюкать по данному поводу, вдаваться в преувеличения. Собака — это сложное и далеко не однозначное животное.

Моя оговорка, сделанная выше, — «преданности собаки человеку, точнее, своему хозяину» — не случайна. Преданность серьезной взрослой собаки обычно носит строго направленный характер — хозяин, его домочадцы. Других же людей собака не признает — может и свирепо бросаться, и даже кусать. Всеобъемлющая любовь к человеку у собак бывает только в щенячьем возрасте. Потом собака выбирает себе хозяина, вожака, отличает его домочадцев, считая их «собаками» равного или низшего ранга, но своей стаи. Остальных же людей она, так сказать, и за собак не считает…

Я имею в виду, разумеется, правильно воспитанную собаку, а не подлизу, подхалима, готового пресмыкаться перед любым встречным и поперечным. Конечно, существуют собаки, которые, подобно щенкам, обожают все человечество. Но это инфантильные особи. В принципе же нормальная взрослая собака — друг только для своих. К остальным, чужим, она может относиться как опасный хищный зверь. И никакому панибратству здесь не может быть места. Хорошо, если подобная собака, скажем ризеншнауцер, отлично выдрессирована. Но и тогда постороннему пытаться трогать, гладить такую собаку или выгуливать ее без поводка крайне рискованно.

Собака способна испытывать всепоглощающую любовь не только к человеку, господину, но и к различным животным.

Все помнят, что в семье бакинцев Берберовых кроме львов Кингов была и собачка Чап. После гибели Кинга-1, Чап перестал подавать голос, лаять. А спустя двадцать дней он погиб от обширного инфаркта. Видимо, в маленькой собачьей жизни Чапа лев Кинг занимал такое большое место, что после кончины друга пес утратил интерес к жизни. И умер. От безысходной тоски.

Причем характерно, что в лице Кинга-1 для собаки погиб не хозяин — им ведь продолжал оставаться Л.Л. Берберов — погиб друг. Из-за друга и произошел инфаркт у собаки. Потом и у Л.Л. Берберова…