Николь Дескур - Я, говорит пёс

Большие неприятности у меня начались, когда я стал убегать и в дневное время. Было сделано все, чтобы отбить у меня охоту к прогулкам. Сначала затыкали дыры, которые я проделал под оградой, потом протянули колючую проволоку, но я через нее все-таки перелезал. Потом подвесили петарду, но я вовремя почувствовал опасность и пролез в другом месте. Меня стреножили, как скотину, но я освободился. Последнее изобретение состояло в том, что к моему ошейнику прикрепили шину, но я все равно перелез через ограду и разгуливал по полям с шиной на шее. Вид у меня, правда, был идиотский. Дик, увидев меня по другую сторону ограды, заскулил; меня заметили и долго надо мной смеялись. Я никогда не смогу измениться и преодолеть свое стремление к свободе, но у меня есть Дик…

В молодежи меня возмущает склонность к бездумному подражанию. Однажды Дик сбежал: то ли ворота оказались не заперты, то ли он прорыл ход под оградой (хотя вряд ли он на это способен, и, по-моему, думает, что преодолеть новое препятствие можно только при помощи лая). В тот день мы с семейством отдыхали возле хижины, стоящей вдали от дома, и вдруг я увидел Дика по другую сторону изгороди. Я стал его звать. Им пришлось брать лестницу, чтобы извлечь его оттуда. Он хорошо понял, как я на него сердит, потому что я набросился на него и провел с ним воспитательную работу, о которой он долго будет помнить. Больше он не убегал. Я думаю, что мне в детстве очень не хватало отца. Теперь и мужчина запросто может воспитывать детей — на этот счет полно литературы, всегда можно кое-что почитать, научиться. Но нам, собакам, недоступно «планирование семьи» и приходится самим решать, как воспитывать наших непрошенных детей. Нам помогает в этом только инстинкт. Взрослый пес может позволить себе многие вещи, такие, например, как побег, — потому что знает цену риска. Но молодой пес, прежде чем принимать самостоятельные решения, должен либо жениться, либо сходить на охоту — и то, и другое полностью меняет мировоззрение. После этого он становится взрослым, то есть разумным.

Вам случалось бывать в Париже в дни забастовок работников метро?

Сразу узнаешь много интересного. Сначала возникает ощущение праздника, хочется следовать за толпой людей, идущих в одном направлении. Их много, очень много. Подземный народ выплескивается на улицы. Подобно крысам, покидающим тонущий корабль, они все вышли наружу, счастливые тем, что могут подышать свежим воздухом. Как им повезло, что они могут, наконец, смотреть на небо, идти под деревьями, спокойно разговаривая, потому что нет необходимости перекрикивать шум метро. Ну и настрадались же они, бедные, ведь поезда метро так ужасны, когда они мчатся по мостам и когда они, словно желая захватить пространство, грудой металла вырываются из темных туннелей. «Куда идут все эти люди? — думал я. — Может быть, сегодня праздник или воскресенье?» Как я был наивен! Вы, наверное, догадались, что речь шла не об обычной прогулке: просто не работало метро. Люди, которые водят поезда метро, решили остановить их на время, чтобы немного поболтать со своим хозяином. То, что я принимал за развлечение, оказалось простой необходимостью. И все равно мне кажется, что в тот солнечный октябрьский день многие оценили всю прелесть ходьбы по улице — приятной и неторопливой, потому что куда торопиться, если твое опоздание оправдано. Хоть раз в жизни эти бедолаги, вынужденные перемещаться под землей среди шума и ужасных запахов и вечно зависимые от графиков движения, смогут спокойно погулять. Да здравствует забастовка!

Я хочу рассказать вам о птицах: бежевых, коричневых, красных, зеленых, голубых. О птицах, на которых охотятся, за которыми гоняются, которых любят или ненавидят, голоса которых слушают и записывают. О тех, которыми любуются. О вестниках весны или осени, дождя или бури. О них так много можно сказать. Когда я был еще совсем молодым, я встретил на бульваре небольшое животное как будто с такой же шерстью, как у меня, — но только более густой, приятного серого цвета. У него были маленькая головка и две миниатюрные лапки. Что это, результат несчастного случая или болезнь? Но вид у него был вполне жизнерадостный, он весело прыгал, и я решил, что природа не ошиблась, сделав его таким. Он был не один. Его окружала целая толпа таких же маленьких животных; они передвигались мелкими прыжками и подбирали с земли зернышки. Проехавшая мимо машина испугала странную компанию, которая неожиданно расправила крылья и взмыла в небо. Это были птицы. Я быстро научился узнавать их и гоняться за ними. Неожиданно подбежав к какой-нибудь беззаботной стайке, я с удовольствием наблюдал за тем, как они резко взлетают, наполняя небеса нежным шелестом крыльев. В первый раз я с опаской приблизился к ним, инстинкт заставил меня остановиться и замереть, как на охоте; я думал, что мое присутствие должно привлечь их внимание. Но вскоре я сообразил, что городские птицы ничего не боятся, и мое появление не может их вспугнуть. Значит, замирать не стоит — пустые хлопоты. Голоса предков обманули меня, или просто забыли мне сообщить, что бывают разные птицы. Некоторых можно заворожить, а некоторым все эти охотничьи штучки совершенно безразличны.

Все вокруг говорят, что собаки моей породы — хорошие охотники. Поэтому-то меня и отдавали в школу: хотели приучить к охоте. Я стараюсь соответствовать, но меня немного тяготит вид крови и необходимость помогать людям убивать. А вдруг им однажды придет в голову охотиться на собак при помощи птиц? У господина Лессура я слышал разные истории о соколах. Что-то непонятно, кто там играл роль дичи! Но раз уж я решил доверять своей семье, то мне не стоит волноваться; поживем, увидим. Честно говоря, я и не охотился ни разу по-настоящему. У меня слишком независимый характер.

В Париже я больше всего люблю Сену. Вернее, ее берега. Поскольку то, что находится между берегов, слишком уж грязно. Вода мне нравится за городом, и там я не пропускаю случая искупаться. После этого на меня, как правило, страшно кричат: я, видите ли, шлепаю по полу мокрыми лапами. Из тех рек воду можно даже пить. Однажды, лакая воду из пруда, я чуть не проглотил живую рыбку. А в Сену зайти невозможно — на нее лучше смотреть со стороны. Я подбегаю к парапету, кладу на него передние лапы и, стоя на задних, как человек, смотрю на проплывающие корабли. Наверное, приятно путешествовать на этих сверкающих, красивых и гордых кораблях. Флаги на корме колышатся от ветра, а с борта видны как на ладони все самые известные набережные и памятники города.

Должен признать, что прогулки по берегам Сены очень приятны «помойной» стороне моей натуры. Несколько раз мы прогуливались по тротуару, идущему вдоль самой воды. Я увидел там очень интересных людей: от них исходили самые разнообразные запахи. Вокруг них лежали остатки еды, которые были очень аппетитными на вид. Не знаю почему, но Она не разрешила мне приближаться к ним. Чего Она боялась?