Никита Карацупа - Записки следопыта

— Так вот. Восточноевропейская овчарка была завезена в Россию в тысяча девятьсот четвертом году. А в девятьсот пятом, извольте знать, ее приняли уже в войска в качестве санитарной собаки. Шла русско-японская война. Вас тогда еще на свете не было. А я, дорогой мой, очень хорошо это время помню. В тысяча девятьсот седьмом году восточноевропейскую овчарку уже регулярно использовали на границе: тогда у нас в России появилась служба розыскных собак…

Начальник школы увлекся. Это был замечательный знаток своего дела, любивший собак чрезвычайно, — он мог часами о них рассказывать.

— Прекрасная порода! Выше среднего роста, крепкого и сухого сложения, — он вдруг спохватился: — А вы-то что же? Ну-ка, продолжайте.

— Туловище длинное, с крепким, массивным костяком, хорошо развитой сухой мускулатурой, — слово в слово, как написано в книге, отвечал я.

— Ну а морда? Морда какая?

— Морда клинообразная, сильная, с крепкими челюстями, с сухими, неутолщенными, плотно прилегающими губами…

Начальник школы был очень доволен. Разговор этот решил судьбу моих щенков, да и мою тоже. Нас допустили к занятиям.

Но если начальнику школы щенки действительно понравились, то у товарищей я такого понимания не встретил. «Ты с ними только опозоришься», — говорили они. Не обошлось, конечно, и без насмешек.

Чему тут удивляться! Суровое время, суровые люди. Но уважали они тех, кто прошел школу жизни. Помню, как знакомился я с инструктором учебного пункта Ковригиным: загорелое, обветренное лицо, сдержанная сила и обстоятельность в каждом движении.

— Думаешь, с собаками полегче будет? — жестко глянул он на меня — вовсе не статного, даже тщедушного на вид. И как тебя на границу взяли?

Я молчу.

— А ты знаешь, что инструктором с розыскной собакой на границе работать труднее всего? Тут хоть дождь, хоть ураган или, например, темень кромешная, а ты беги по следу — час, два, всю ночь. И уставать нельзя, останавливаться нельзя — нарушитель тебя ждать не будет. А потом еще и брать тебе этого нарушителя придется. Такая жизнь! Да ты хоть следы-то когда-нибудь изучал? Ты о собаке хоть какое-то представление имеешь?

— С шести лет сиротствовал, стадо пас, — отвечаю ему. — Разве пастух без собаки обойдется? Отбившихся овец с собакой искал. Тогда и следы изучать начал.

Он посмотрел на меня пристально и вдруг говорит:

— А ну, покажи руки!

Глянул на мои широкие, задубелые от работы ладони, потом снова на меня, бойца худосочного, посмотрел. И, видно, взгляд мой показался ему тяжелым.

— В глазах у тебя что, льдинки, что ли? — усмехнулся Ковригин. — Ничего себе взгляд! Гипнотизировать, значит, нарушителей будешь? Это годится. Так говоришь, собаку себе представляешь?

— Дружок у меня был, дрессированный, — объяснил я. — Волков не боялся.

— Дружок, значит? — улыбнулся Ковригин. — Имя для дворняжки. Для боевой пограничной собаки нужно кличку построже, покороче — и чтобы окончание звучное было, четко произносилось. Ты, брат, я смотрю, почти готовый пограничник. Может, и по следу с собакой ходил?

— Ходил и по следу, — ответил я.

Ковригин расхохотался. Разгладились суровые морщины на лбу, и глаза его потеплели.

Потом он следил за моими успехами и помогал мне, но так, что я не всегда об этом знал. Позже все это выяснилось. Я уже с границы письма ему писал, благодарил за науку и за поддержку: его поддержка мне тогда понадобилась…

Щенки мои подрастали, крепенькими становились. Они были очень похожи. Я-то их различал, а остальные только по кличкам ориентировались. Одного щенка я назвал Ингусом, другого — Иргусом. Ингус стал вскоре моей собакой, а Иргуса я передал своему товарищу, Косолапову, — у него поначалу собаки тоже не было.

В воспитании Ингуса помогал мне командир взвода Коростылев. Он замечал и старание мое, и любовь к животным, но когда видел моего щенка — уши висят, живот чуть ли не по земле волочится, — улыбался невольно.

— Первое дело, — объяснял он, — приучить собаку спокойно носить ошейник и поводок.

Но Ингус именно этого и не хотел делать. Он визжал, вертелся, валился на землю и все время старался сбросить с себя ошейник. Я терпеливо сносил все его проказы и постепенно добился своего.

Мы, курсанты, выходили на занятия в поле, километров за пятнадцать от нашей школы. Шли пешком, барьеры и все дрессировочные предметы несли на себе или же везли на подводе. Я тогда еще не знал, что собак, а тем более щенков, нельзя кормить перед занятиями. Ингус наедался и быстро, еще в дороге, уставал. Приходим на место, надо работать, а он отказывается. С грехом пополам отзанимается, а обратно я его на руках несу. Все смеются: «Смотрите, смотрите, сыщик сыщика на руках несет». Я насмешки сносил терпеливо. Верил, что будет и на нашей улице праздник.

Многое должна уметь служебная собака. И не так-то просто научить ее простейшим приемам — двигаться рядом с хозяином, подходить к нему по команде, садиться, приносить предметы, преодолевать различные препятствия. Ингус мой отличался понятливостью, и не было бы у нас с ним проблем но… В самый разгар занятия он вдруг ложился на спину и предлагал, нет, упрашивал начать с ним игру. Что ты будешь делать! И смех и грех. Тем не менее одолели мы общий курс дрессировки, сторожевую службу и добрались до следовой работы.

В один прекрасный день Ингус увидел на плацу человека, одетого в уже знакомый ему толстенный халат, и был удивлен, не услышав привычной команды «Фас!». Он поглядывал на меня с недоумением. Он даже стал повизгивать, когда человек в дрессировочном халате начал удаляться, а я все медлил. Только после того, как помощник скрылся в кустах, я дал Ингусу понюхать шапку «нарушителя» и приказал:

— Ищи, Ингус! След!

Увы, мой Ингус не проявил ни малейшего рвения. Он обнюхал землю, покрутился-повертелся и смущенно лег возле моих ног.

— Фас! — скомандовал я. — Ищи! Ну вперед же!

Он нехотя поднялся, описал круг и вдруг насторожился: уловил знакомый запах! Предвкушая удовольствие потрепать ненавистный халат, Ингус взвизгнул, поднял хвост и азартно побежал по следу. Увы, это продолжалось недолго. Попав в заросли кустов, Ингус постоянно отвлекался то на шорох листьев, то на пение птиц. Все же мне удавалось вновь и вновь направлять его по следу. К тому моменту, когда добрались до «логова нарушителя», мой помощник, дожидаясь нас, успел заснуть! Тут мы на него и вышли. Увидев стеганый халат, Ингус испугался и попятился было назад.

— Ну как не стыдно? — укорял я его. — Фас!

Он наконец расхрабрился, с яростью кинулся на «нарушителя», вцепился зубами в ватный рукав и принялся азартно трепать его. Как ни пытался мой помощник вырваться, это ему не удалось, а я, в свою очередь, позволил Ингусу натешиться вволю.