Пётр Заводчиков - Взрыва не будет

— Ещё «эска», вот она! — крикнул Ногаев. — Эта целенькая, на боевом взводе. — Забыв поставить флажок, он пошёл на дорогу.

— Соберите бойцов! Сейчас мы «прыгунью» вытащим и распатроним. Пусть все видят, как надо расправляться с ней!

Ногаев дождался, когда девушки соберутся, и двинулся обратно к мине, чтобы поставить её на предохранитель.

Он хорошо помнил, где стояла мина, да и место было приметное — на склоне холма. Но, подойдя туда, он мины не увидел. Трава распрямилась и прикрыла её. Ногаев начал щупом колоть землю. И тут раздался щелчок.

Девушки тоже услышали этот звук — они подошли совсем близко. Никто не успел вымолвить ни слова. Одни бросились на землю, другие продолжали оцепенело стоять.

Ногаев стремительно упал на траву. И тут же раздался взрыв. Он прозвучал приглушённо. Ногаев словно бы подскочил и снова упал плашмя. Из-под его распростёртого тела выполз чуть приметный сизоватый дымок.

Стакан мины с тремястами шрапнельных пуль не взлетел на воздух, он взорвался под телом младшего лейтенанта…

На другой день Ногаева хоронили. На полевом кладбище выстроился взвод, потерявший командира. У только что вырытой могилы собрались офицеры из штаба и всех рот. Невдалеке через ровные промежутки времени падали и рвались снаряды. Фашисты, как обычно, обстреливали дорогу.

Товарищи произнесли у гроба короткие речи. Война шла рядом, она звала их.

Бойцы вскинули карабины и дали прощальный салют.

— Никак не могу понять, — сказала одна из девушек Ане Родионовой, — он же был такой ловкий, такой быстрый. И спасся от этой «эски» уже один раз. А тут угораздило его упасть прямо на проклятую мину…

Аня подняла на неё заплаканные глаза.

— Ты что, не видела? Он же нарочно… Он нас закрыл.

Иначе бы всех перебило…

В январе 1944 года девушки-минёры стояли под Пулковом. Здесь и началось наступление наших войск. Готовились к нему долго, а всё равно бой вспыхнул словно бы неожиданно. Земля вдруг разом начала извергать огонь и гром, содрогаясь и дымя. Две с половиной тысячи орудий сто минут били по врагу. Они выпустили за это время четверть миллиона снарядов. И этот ураган огня был лишь подготовкой к наступлению. Вслед за ним обрушили на фашистов свой удар пехота и танки. Наступавшие врубались, вклинивались в расположение врага. Он сопротивлялся со злостью и упорством. Каждая пядь земли давалась дорогой ценой. Но порыв наступающих не ослабевал, и ширилось пространство, откуда советские солдаты изгнали оккупантов.

Саперы двигались вслед за танками и пехотой. Надо было открывать дороги, чтобы доставлять тем, кто шёл вперёд, всё необходимое для боя, для жизни. Нельзя наступать, не получая снарядов, патронов, бензина, хлеба, лекарств. А как всё это доставить, если дороги непроезжие? Открывать дороги — это значило прежде всего снимать с них мины.

Отделение Риты Меньшагиной работало на шоссе, идущем вблизи берега Финского залива к Стрельне и Петродворцу. Всеми владело необычайно радостное чувство. Они ведь очищали места, где долго хозяйничал враг. Это чувство делало желанным тяжёлый, опасный труд.

Рита шла по шоссе с Жуком. Как всегда, он отлично чувствовал настроение хозяйки, работал старательно и охотно. Он то и дело тыкался в снег своей угольно-чёрной мордой, затем поворачивался к хозяйке, поглядывал на неё умными и преданными глазами.

Только морда, глаза да кончики ушей у Жука были чёрными. Крупный, лохматый пёс был похож на кавказскую овчарку. Спину, лапы, живот и хвост покрывала густая, белая с желтоватым отливом шерсть. Она завивалась большими кольцами. Белая шерсть делала собаку почти неразличимой на заснеженной дороге. А сам Жук хорошо видел и чуял всё, что было перед ним.

— Хитрый пёс, видишь, какой маскировкой обзавёлся, не хуже, чем у нас, — говорили проходившие мимо солдаты и показывали на белую шерсть Жука. Сами они были в маскировочных халатах.

— Умный, — отвечала им Рита. — Отличный минёр. А масть, конечно, подходящая для зимы. Но он себя и летом покажет.

Шоссе было заминировано беспорядочно. Это затрудняло поиск. Но отделение Риты уже прошло в тот день большой путь. Снятые мины лежали вдоль шоссе штабелями. Мины были тяжёлые, противотанковые. Потом Жук обнаружил и участок мелких противопехотных мин. Они стояли очень густо.

Рита отвела собаку в сторонку, привязала к столбу. Снимать найденные мины следовало одной, собака могла в этом только помешать.

Рита колола землю щупом — тонким металлическим стержнем на двухметровой палке. Обнаруживала одну за другой коробочки со взрывчаткой и осторожно извлекала их, расчистив предварительно снег вокруг.

Работа у неё ладилась. Рита думала, что скоро уже разделается с этим неприятным участком. И тут совсем рядом раздался взрыв!

Через мгновение Рита почувствовала, как что-то мягко, но сильно толкнуло её в ноги. Это был Жук. Услышав взрыв, он рванулся к ней с такой силой, что оборвал поводок…

Многие в батальоне удивлялись, почему Рита Меньшагина взяла себе Жука. Рита была уже сержантом, командиром отделения. Она занималась дрессировкой и могла выбирать собак. А Жука в питомнике считали порченым.

Постоянного хозяина, вожатого Жук давно не имел, хотя был «старым фронтовиком». Осенью сорок первого года он нёс службу на передовой. Там его и ранило.

— Придётся пристрелить, — сказал тогда командир взвода, глядя на собаку. Жук истекал кровью.

Красноармеец-вожатый стал перед Жуком, словно заслоняя его:

— Не нужно стрелять, ему же цены нет! Разрешите, отнесу к ветеринарному врачу.

— Не донесёшь, далеко, — сказал командир взвода.

— Донесу, вы только разрешите…

Вожатый долго тащил Жука. Останавливался, вытирал пот со лба и поправлял на собаке повязку, которая быстро пропитывалась кровью. Это заставляло спешить. Боец поднимал Жука и нёс дальше. Глаза у собаки временами становились совсем тусклыми и пустыми. Жук терял сознание, и тогда вожатый с щемящим чувством думал, что, наверное, командир взвода был прав. Ему действительно не донести Жука. Во всяком случае живым.

Когда боец принёс Жука на ветеринарный пункт, врач только головой покачал.

— Сколько ты прошёл с ним? — спросил он. — Пёс же с доброго телёнка.

— Километра четыре, а может быть, и пять. Не мог я его бросить…

— Ну, попробуем заштопать, раз такое дело.

Врач вылечил пса, но когда Жука отпустили из ветеринарной части, его вожатого уже не оказалось в батальоне. Боец был ранен, его отправили в тыл.