Александр Смолин - Следовая полоса

Женщина отперла дверь, впустила нас в хату, где на полу лежало восемь человек детей — мал мала меньше. На койке спал парень побольше. Под койкой — ботиночки стоят. Я взял ботиночек и бужу парня:

— А ну, хлопец, поднимайся! Это твои ботинки?

— Ну, мои!

— Давай обувайся!

Он попытался надеть их — не лезут!

— Нет, это я с сестриными перепутал, наверное, когда на двор ходил…

А тем временем собака притащила откуда-то ботинок и положила передо мной. Я взял ботинок. Мокрый от росы. К подошве свежая земля пристала. И размер точно такой, как у следов на пахоте! А ну-ка, пес, тащи второй ботинок!

— Как же это у вас получается? — спросил я. — Сказали, что из дому не выходили, а ботинки «говорят», что вы только что пришли…

Бабуся ничего не могла ответить, лишь твердила, что легла с вечера и только проснулась, ничего не знает, не ведает.

Кондратьев подсел к ребятам и говорит:

— Лучше признайтесь, кто из вас был у амбара, а то хуже будет!

Ребята переглянулись, испугались, насупились. Видно, что хотят рассказать, да не знают, как подступиться к рассказу.

Наконец, старший вытер кулаком слезы и спросил:

— А если мы правду скажем, ничего нам не будет?

— Выкладывайте! А вы, бабуся, не плачьте. Разберемся. Никто вашим хлопчикам зла не желает.

Ребята осмелели. Рассказывали бойко, перебивая друг друга.

Были они на базаре, возвращались лесом. Навстречу им — обвешанный оружием бандит (это и был главарь банды Соколенко). Увел их от дороги в густые заросли и, угрожая оружием, заставил выполнить задание, иначе, говорит, «повешу вас или сожгу братьев и сестер».

Расписку с них взял, что задание его выполнят.

Ребята знали цену каждому хлебному зернышку, знали, что собирали семена по домам, и каждая семья отрывала от себя, надеясь на то, что выправится колхоз, а значит, и они все перестанут голодать. Не соглашались поначалу, но бандит так угрожал, так бил их, что они испугались… Он разрядил четыре патрона, высыпал порох в спичечную коробку, привязал к ней какой-то шнур (оказался бикфордовым) и сказал:

— На вторые сутки вам принесут канистру с бензином, поставят у окна хаты. Возьмете ее ночью, подойдете к амбару, обольете стену бензином и положите коробку с бикфордовым шнуром. А потом прислоните к шнуру огонек от цигарки. Когда шнур зашипит — убегайте!

Ребята так и сделали, И спалили колхозное зерно — бесценное по тем временам богатство.

Ребята, конечно, переживали, что смалодушничали, согласились на этот шаг и просили включить их в поиск бандита.

Мы понимали их: ведь честь воспитывается смолоду. И им надо было победить в себе страх. Тот случай сделал их взрослее. Вероятно, они впервые поняли, что такое ответственность. Однако поймать с их помощью бандита так и не удалось. Приходили они на базар, как и уговаривались с бандитом, только он, видно, не совсем верил парням и на встречу не явился.

Но все равно преступник не избежал народной кары.

Несмотря на громкую кличку «Сокол», это был отпетый бандит, за которым числилось немало злодеяний. Поймать и обезвредить его считали своим долгом и пограничники, и милиция. Но главарь ловко скрывался.

Долго мы за ним гонялись, пока, наконец, не обнаружили следы в Станиславской области, на хуторе. Район он знал хорошо, вот и подался в те края. А узнали мы об этом вот как.

Колхозный сторож охранял зерно на току, увидел, что кто-то приближается к току, окликнул:

— Стой! Кто идет?

Соколенко выстрелил и ранил сторожа, но тот все-таки дополз до телефона и сообщил в пограничный отряд.

Там сразу поняли, чьих рук это дело.

На операцию послали меня. Я с собакой перешел не одну речку, миновал не один населенный пункт, вел преследование уже восемь часов подряд. Соколенко применял всяческие ухищрения, запутывал след, возвращался обратно. Скажу откровенно: были у меня минуты, когда я мог потерять самообладание, впасть в отчаяние. Но совладал с собой, запретил себе расслабляться. «Что же тогда получится, если я растеряюсь, не помогу собаке найти след, гулять тогда бандиту по земле». И эта мысль подхлестнула меня, я продолжал поиск.

Наконец, овчарка привела меня к сараю. Группа преследования окружила его, замаскировалась. Я открыл дверь, осмотрел помещение. Кругом сено, солома. Выбросил солому на улицу — ничего. Стал выбрасывать сено — под ним схрон.

К схрону вел люк, к которому была привязана веревка. Попробовал открыть люк — не поддается, видимо, с той стороны кто-то держал его.

Крикнул:

— Сдавайся! Вылезай из схрона!

В ответ открыли огонь. Я еле успел отпрянуть.

Когда кончились патроны в автомате, бандит взял пулемет, стал обстреливать весь сарай. Когда и в пулемете кончились патроны, он открыл люк и выскочил с пистолетом.

Несмотря на то, что пограничники хорошо замаскировались, Соколенко ранил майора и солдата. За углом строения стоял пограничник с автоматом, он и уложил бандита.

Когда я вспоминаю эту или подобные ей операции, я думаю о том, что пограничнику, следопыту приходится и в мирные дни сталкиваться с невероятно трудными ситуациями. Враг коварен, хитер, он идет на все. Но пограничник должен быть уверен в своих силах. Я, например, все время проверяю себя на трудностях: справлюсь или не справлюсь, все время критически оцениваю свои способности и возможности. Отсюда, наверное, и появляется уверенность в себе. Уверенность, что враг, если придется встретиться с ним, не пройдет.

Для пограничника обязательна честность. Она обязательна, конечно, для каждого советского человека, но на военной службе, и особенно в пограничных войсках, очень важно быть пунктуальным и в большом и в малом деле. Порой за ошибки, за промахи в службе судят меньше, чем за нечестность, потому что в армии все построено на честности: приказы отдаются устно, доклады в основном тоже делаются устно.

Честный человек не может быть трусом, не может быть несправедливым. Когда я думаю об этом, всегда вспоминаю капитана Калинина, очень справедливого человека, обладавшего и чувством меры и подкупающей честностью. Он умел подавить в себе гнев, раздражение, обиду, чтобы поступить в отношении подчиненного справедливо, хотя и строго, — в этом, наверное, и состоит талант командира. Он, капитан Калинин, учил нас правилу: «Схитрил — признайся! Мелкий обман так же неприятен, как и крупный».

За мою службу в погранвойсках у меня было много случаев проверки «на честность», и я горжусь, что выдержал эту проверку.