Борис Рябинин - Твои верные друзья

Эта полоска земли имела огромное значение. По ней проходила железная дорога. По этой дороге гитлеровское командование подбрасывало свежие резервы, боеприпасы, технику. Неоднократные попытки с нашей стороны перервать эту коммуникацию, срезать «рукав» оканчивались неудачей. Гитлеровцы сильно укрепились, вгрызлись в землю, понастроили дотов и дзотов.

Был дан приказ партизанам взорвать дорогу. Не удалось. Дорога тщательно охранялась. Немцы вырубили вдоль нее широкую полосу леса, так что подобраться к ней незамеченным было совершенно немыслимым делом; через каждые сто метров стоял часовой, через каждый километр — сооружена огневая точка. «Полоцкий рукав» продолжал служить врагу, и существование его являлось серьезной помехой для осуществления замыслов советского командования.

В один из дней в штабе партизанского соединения, действовавшего в тылу у немцев в районе «полоцкого рукава», была получена радиограмма с «Большой земли»: принять ночью самолет.

В глухую полночь, когда можно ориентироваться только по звездам, на большой лесной поляне партизаны зажгли, как было условлено, три костра и стали с нетерпением ждать вестника с «Большой земли» — с родной советской земли, не оскверненной пятой оккупанта, с Москвой в центре, с заводами и фабриками, работающими на оборону, с глубоким, недосягаемым для врага, тылом.

Наконец, ветер донес с востока слабое жужжание. Звук приближался, постепенно превращаясь в рокот мотора. Летел У-2, маленький учебный самолет-биплан, незаменимый там, где нет оборудованных посадочных площадок и нужно пролететь скрытно от врага. Вот он, невидимый в черноте осенней ночи, уже где-то над головой... Партизаны беспокоились, как бы в такой кромешной тьме летчик не разбил самолет.

Машина, нацеливаясь на посадку, пролетела низко над лесом, едва не коснувшись вершин деревьев, вернулась назад, сделала круг; рокот мотора внезапно стих, и биплан быстро пошел на снижение. В тишине было слышно, как свистел ветер в растяжках крыльев, как колеса коснулись земли: самолет подскочил раз, два, прокатился сотню метров по траве и затих, остановившись как раз в назначенном месте, между двух костров.

Партизаны, радостно-взволнованные, бежали к нему. Но каково было их удивление, когда первой из самолета спрыгнула наземь... собака. Попрыгав около машины, чтобы размяться после долгого сидения в тесной кабине, и, совершенно не обращая внимания на окружающих, она села; вслед за нею на землю спустился молодой подтянутый советский солдат в походной армейской куртке и пилотке, с автоматом на шее; одной рукой он придерживал автомат, в другой был зажат конец длинного поводка. После появились еще одна собака и еще один боец, ее вожатый. Наметанным взглядом найдя среди встретивших людей того, в ком он сразу признал командира, спустившийся первым, невысокий, коренастый, удерживая собаку за поводок около себя и вытягиваясь в струнку, четко отрапортовал:

— Сержант Алексей Стручков с служебной собакой Динкой и рядовой Андрей Майборода с собакой Кура́й прибыли в ваше распоряжение для выполнения специального задания!

— С счастливым прибытием! — приветствовал командир партизанского отряда, поочередно крепко пожимая обоим руку.

Точно таким же образом он поприветствовал летчика; вокруг толпились партизаны. Тревожно-красный свет костров освещал их суровые мужественные лица, совсем юные и заросшие бородами, улыбавшиеся в эту минуту; поблескивало оружие, с которым народные мстители не расставались даже во время сна; слышались радостные возгласы. Позади, за спиной людей, зубчатой черной стеной, затаившийся и мрачный, стоял лес.

Прибывших, в сопровождении комиссара отряда и еще нескольких человек, повели в командирскую землянку, в глубь леса, причем собаки степенно шли рядом со своими вожатыми, повинуясь их малейшему знаку, и там, в землянке, укрытой в дремучей чаще, при свете крохотной электрической лампочки, зажигавшейся от автомобильного аккумулятора, Стручков вручил командиру пакет с пятью сургучными печатями.

Тем временем партизаны, оставшиеся на охране самолета, продолжали с интересом обсуждать событие, многим показавшееся удивительным: им прислали собак — для чего?! Караулить партизанский штаб? Но для этой цели они могли давно завести не одну деревенскую дворнягу, и если не сделали этого, то лишь потому, что партизаны не любили собак и избегали держать их в лагере: нечаянным лаем собака могла выдать их местонахождение врагу.

Не выказали они большого восторга и при появлении четвероногих столь неожиданно прибывших к ним по воздуху. Еще лаять начнут, — только один грех! Не скажешь ведь им: «Молчи, а то немцы услышат!..» Хотя, видать, собаки не простые... Так рассуждали партизаны. И опять возвращались мыслью к интригующему вопросу: для чего, все-таки, прислали им собак?

Эта ночь надолго запомнилась сержанту Стручкову и его молчаливому товарищу Майбороде: перелет через фронт под обстрелом зениток врага, в сплошной завесе из огненных разрывов; самолет швыряло из стороны в сторону, потом в крыльях и фюзеляже было обнаружено множество пробоин. К счастью, легонький самолетик, носивший у немцев презрительную кличку «русс-фанер», выдержал это испытание. Проводники очень тревожились за собак, впервые совершавших такое путешествие. Перед вылетом вожатых предупредили, что партизаны не очень-то жалуют собак, и это накладывало на обоих, не говоря о важности полученного задания, особую ответственность. Нельзя было подвести партизан; нельзя было и подорвать доверие к делу, которое привело их сюда и в исполнимости которого они были твердо убеждены.

Самолет в ту же ночь, захватив с собой двух тяжело раненных партизан, улетел обратно, а Стручков и Майборода с собаками остались.

Отряд народных мстителей, куда они прибыли, состоял из людей самых различных национальностей. В нем были русские, белоруссы, латыши, литовцы, евреи, был даже один азербайджанец, перед самой войной приехавший в эти края по торговым делам в командировку, да и застрявший здесь. Неутомимый, предприимчивый, всегда в отличном расположении духа, он в короткий срок сделался в отряде необходимейшим разведчиком и связным. Спаянный нерушимой дружбой, отряд был грозой оккупантов. Он контролировал обширный населенный район, куда немецкие сборщики податей не отваживались даже сунуть носа; и в глубине этих лесов попрежнему продолжали существовать колхозы, проводились колхозные собрания, свято соблюдался Устав сельскохозяйственной артели. Артельно слушали по радио сводки с фронта, артельно сеяли и собирали хлеб, а потом переправляли его в лес, к партизанам...

Как братьев, приняли в отряде посланцев «Большой земли» — представителей героической Советской Армии — разбитного, подбористого Стручкова и несколько медлительного, невозмутимого Майбороду. Только на собак продолжали коситься. Уж очень необычно было их присутствие у партизан.