Анатолий Харитонов - Чинька-Чинька

— Дельфин? — переспросил я.

Счастливый случай удержал меня от опрометчивого выхода в штормовой залив, когда Чинька выпрыгнул из лодки. Трудно сказать, что его заставило сделать это, предчувствие ли опасности, или он просто замерз. Короче говоря, он спас меня. Неизвестно, какие испытания нам предстояли бы, не возвратись он тогда на берег.

Я подошел к Чиньке и потрепал его за загривок. Он прижал передними зубами обшлаг моего рукава.

— Эх Чинька, пес ты мой барбос!..

Раздольненский лиман рябило от легкого ветерка. Мы шли на лодке к устью реки. Справа высокий берег с залысинами полянок, слева — низкие острова, поросшие высокой травой. С нами был Чинька. Он сидел на своем месте, на заднем сиденье, и разглядывал знакомые ему по прежним походам берега.

Вдруг с ближнего острова раздался призывный лай собаки. Мы всмотрелись. На островке, окруженном широкими разводьями, бегала рослая собака, похожая на овчарку.

— Какие-то негодяи бросили собаку на съедение комарам. Она же там погибнет с голоду, — проворчал я.

Лида предложила:

— Давай заберем?

— Добро, — согласился я, — на обратном пути захватим и перевезем вон туда, к поселку.

На обратном пути мы подошли к островку и приткнулись к берегу. Еще издали, заметив приближающуюся лодку, собака кинулась к нам. И теперь у кромки воды нас ждала молодая, очень красивая и стройная овчарка. Светлосерый окрас мягко переходил в более темные тона на спине. Длиннолапая, хорошо сложенная, она так неуместно выглядела на этом пустынном берегу.

Чинька галантно спрыгнул на берег и подбежал к овчарке. Сделал круг, и они вместе направились к нам. Но когда Чинька перемахнул через борт, она вдруг припала на передние лапы и с видимым смущением опустила голову. Она так и не решилась переступить через борт лодки, но выражением глаз, своей позой как бы умоляла не бросать ее здесь одну.

— Самостоятельно в лодку не идет, — видать, не приучена.

Я вылез на берег и перенес ее на руках. Она сильно отощала и была легка.

Мы отошли и поплыли к видневшемуся невдалеке мыску, поблизости от которого есть поселок. Чинька был рад встрече с овчаркой, вилял хвостом и восторженно смотрел на нее, но та не обращала на него никакого внимания. Минут через десять мы подошли к береговым отмелям мыска. Оставшиеся до берега метров пятнадцать собака свободно доплывет. Я поднял на руки овчарку, перенес через борт и опустил в воду. Она сообразила, что от нее требуется, и поплыла. Когда я ее опустил, то невольно обратил внимание на лапы. На лапах отсутствовала шерсть, как от расчесов, и коричневели струпья.

— Ты видела, что у нее с лапами? — спросил я Лиду.

— Наверное, это ее так комары накусали, — предположила она.

Меня это объяснение успокоило. Я только подивился:

— Смотри-ка, как комары могут изгрызть собаку! Никогда бы не подумал…

Лето кончилось, как всегда, до обидного быстро и неожиданно. Последнее время Александр Иванович стал частенько прихварывать. Он надсадно кашлял и чувствовал себя все хуже и хуже. С наступлением осени нам пришлось уехать с дачи в городскую квартиру, у Жейки начался учебный год. Навещать больного мы могли теперь лишь по воскресеньям. В одно из таких воскресений мы обнаружили, что у Чиньки появилась на загривке красноватая залысина. Сразу вспомнили про язвы на лапах овчарки и поняли, как легкомысленно причинили вред не только Чиньке, а может, и другим собакам в поселке, где высадили овчарку на берег.

По совету Александра Ивановича промыли пораженное место керосином с солью.

— Так в Сибири лечат животных от лишая, — сказал он.

Но после нашего домашнего лечения положение не улучшилось, появилась такая же язва на боку. С помутневшими от боли глазами Чинька хватал зубами больное место и буквально выгрызал шерст вокруг. Срочно надо было везти его к ветеринару.

Застелили сиденье машины тряпкой, усадили Чиньку и поехали. Ветеринар осмотрел Чинькины язвы, подергал шерсть и, выдернув клок, объявил:

— Это лишай, болезнь опасная. Если будете лечить, я выпишу лекарство. Надо быть очень осторожными.

И мы начали лечить Чиньку. Шло время, однако язвы у Чиньки не только не уменьшались, но с каждым днем все увеличивались. Весь бок превратился в одну большую болячку, где совсем не осталось шерсти. Черныш не зализывал рану, а с каким-то тупым отчаянием грыз ее. Я привязал его на короткий поводок, но это не помогло. Изворачиваясь, он все-таки доставал зубами больное место.

Как-то, тяжело шаркая ногами, подошел Александр Иванович. Он теперь редко выходил на улицу. Вид Чиньки поразил его.

— Что вы мучаете собаку? — с укором посмотрев на меня, сказал Александр Иванович.

Я понял, о чем он не договорил. Понял его и Чинька. В его мутных от боли глазах появилась такая мольба о помощи, такая безграничная вера в меня, что я растерялся.

— Чинька, — невольно вырвалось у меня, — что же я могу сделать?

Чинька чувствовал приближение смерти. И потому каждую ночь он продолжал в одиночестве петь свою протяяшую и жалобную песнь. Песнь прощания с жизнью.

Мы с Лидой сели в машину, чтобы уехать и ничего не видеть, по слышать.

Приехав домой, я достал справочник ветеринарного врача. Я перечитал в нем все обо всех собачьих хворях, хотя бы отдаленно напоминающих болезнь Чинькн. И я нашел ее, эту Чинькину болезнь! Она называлась «зудьевая чесотка». Нужна обыкновенная ртутная мазь. После излечения на животном вновь вырастает шерсть. Стало быть, Чинька к зиме опять оброс бы. Вот и все…

На дачу мы приехали уже затемно. В окнах веранды горел яркий свет, такой неуместно-праздничный. Все были в сборе. Жейка бросилась к маме и заплакала.

— Что ты… Что ты, маленькая! Испугалась, что мы тебя оставили? Вот глупышка…

— Мне Чиньку жалко!

Поняв, что дочь все знает, и крепко прижав ее к себе, Лида сказала, обращаясь больше к присутствующим:

— Вот какая нелепость получилась… У Чиньки не лишай, а совсем другая болезнь, и его можно было легко вылечить.

— Мама! Ты сказала — можно вылечить? — радостно закричала Жейка. — Ну скажи, можно вылечить, это правда? Ты еще не знаешь, Чинька жив! Я не разрешила в него стрелять, — и в голосе ее прозвучала гордость за принятое самостоятельное решение…