Александр Санин - Пойми друга. Справочник по поведению собак

Бэти и Лобо, пока они были маленькими, выкармливала пушистая рыжая дворняжка. И они, став почти взрослыми, выражали ей своё глубокое уважение: ползали на брюхе, удивительно уменьшившись в размерах, виляли хвостами, лизали уголки губ. (Это была демонстративная поза подчинённого приветствия.) Но однажды зимой с собакой произошло несчастье: она потянулась лапой через прутья клетки за косточкой, а этого волки взрослым животным не прощают… Мы нашли собаку в сугробе — в крови, все мышцы и сухожилия с лапы были содраны… Мы понесли её в ветпункт, где ей ампутировали торчащую наружу косточку. Собака держалась молодцом и легко перенесла операцию, чего нельзя сказать о нас: выйдя на улицу, мы с Ниной дружно потеряли сознание! К счастью, ненадолго… Через месяц пушистая дворняга бегала так быстро, что было совершенно незаметно, что у неё три, а не четыре лапки. На волков она не обижалась и, когда было надо, ставила их на место, правда, лапу в клетку больше не тянула.

Кроме волков, на «Выездной» жила пара собак динго. Как-то они принесли трех «динжат» (а как ещё назвать щенков динго?), и мы решили познакомить их с волками, по очереди поднося малышей к решётке. Реакция была однозначной: все волки, издав характерное скуление, выложили «динжатам» полупереваренный завтрак, как положено в волчьем семействе. И это — звери, которые сами никогда не имели щенят!

Когда «динжата» подросли, мы стали выпускать их погулять вместе с молодыми волками под присмотром дядюшки Тима. Зверята носились по внутреннему дворику, обгрызали угол хозблока, тянули и рвали все, что плохо лежит — метлы, брошенные телогрейки. Тима они тянули за хвост и за лапы, перепрыгивали через него и устраивали кучу-малу. Он все терпеливо сносил, а может даже, несмотря на притворное рычание, сам получал от игры удовольствие.

К тому времени у нас появился ещё один волк — полугодовалая Буянка. Это был волчонок с бешеным темпераментом, полностью оправдывавший свою кличку. Мы с ней особенно подружились. Хотя играла она, надо признать, весьма грубо: ей ничего не стоило опрокинуть меня на землю или порвать одежду. При этом она обладала определённым чувством меры: никогда не причиняла настоящего вреда, а разорвав рукав и добравшись до кожи, тут же останавливалась.

Второй раз я встретилась с волками в МГУ, работая на кафедре высшей нервной деятельности. К сожалению, в опытах по рассудочной деятельности над волками я не участвовала: основоположник этого направления профессор Л. В. Крушинский к тому времени уже умер, а волки с почётом доживали свой век. Впрочем, на них изучали звуковую коммуникацию. Надо сказать, что вой волков — это нечто особенное, ни с чем не сравнимое, понятное всем теплокровным. Бывает вой одинокого волка, призывающего своих сородичей. Бывает радостный групповой вой только что встретившихся зверей. Бывает вой — призыв к охоте или наставление волчатам. К сожалению, я никогда не слышала волчьего воя в естественных условиях. Но даже звучащий по телевизору, он производит на меня странное впечатление — мне хочется непременно ответить. И подобным «ответом» я изумляю живущих у меня собак, которые немедленно приходят в крайнее возбуждение.

По правилам техники безопасности заходить в вольер к матёрым волкам было категорически запрещено. Мы общались через решётку. Я угощала зверей их любимым лакомством — битыми белыми крысами, а они тянули ко мне свои носы и лапы и виляли хвостами.

Вожаком среди четвёрки из МГУ был серый волк Корсар. Он правил своей маленькой стаей уверенно, но мягко. Ограничивался позами угрозы, иногда хватал провинившегося зубами за морду (подобное поведение я наблюдала у кавказских и среднеазиатских овчарок), но никогда не кусал по-настоящему. Вторым в иерархии был более крупный и светлый зверь с голубыми, как у хаски, глазами по кличке Грей. Я доверяла всем волкам, кроме этого. Такое впечатление, что он воспринимал меня скорее как добычу и без устали «пас», не спуская с меня странных голубых глаз. Его поведение в очередной раз подтверждало, что граница между добычей и представителем своего вида у хищника бывает весьма условной. Низшее положение занимал в этой компании некрупный, но зато самый толстый волк Виген — он не упускал ни одного случая стащить лишнюю порцию. Волчица Даная, казалось, не входила в общую иерархию. Все волки-самцы относились к ней лояльно. Она была самой трусливой — даже крыс брала с опаской — и одновременно самой ласковой к людям: все время подставляла почесать то бок, то брюхо. Предполагалось, что она является «супругой» Корсара. Но в один прекрасный момент она выбрала Вигена и спарилась с ним, защищая его от «праведного» гнева вожака!

Интересно, как волки реагировали на собак, а собаки — на волков. Собаки и волки, жившие в МГУ, отлично знали друг друга и не обращали друг на друга особого внимания. Большинство городских собак не было знакомо с волчьим запахом. Во всяком случае, моя собака Грета обнюхивала меня по возвращении домой с работы не более, как если бы я вернулась из гостей, где общалась с незнакомой ей собакой.

Но однажды мне удалось напугать дворняжек на стройке, через которую я регулярно проходила. Одна из них подбежала ко мне и внимательно обнюхала мои ноги. После чего «ойкнула» и мгновенно залезла в подсобку. Весть о страшном запахе мгновенно распространилась среди четвероногих обитателей стройки. После этого случая при виде меня они молча прятались кто куда, залезая, к изумлению рабочих, даже внутрь подсобок.

Все ли собаки произошли от волка? Этот вопрос дискутировался профессионалами и любителями животных в течение весьма длительного времени.

Разнообразие пород собак, различия в их внешности и поведении заставляли искать собачьих предков среди самых разных представителей семейства псовых. Например, знаток охотничьих собак зоолог и охотник Л. П. Сабанеев даже для сравнительно однородной группы аборигенных собак Севера нашёл целых трех «предков» — волка, лису и песца.

Один из основоположников этологии, австрийский зоолог К. Лоренц, полагал, что разные породы собак, различающиеся по поведению, произошли от двух предков — волков и шакалов.

Самым подходящим «кандидатом» на одомашнивание все же оставался волк. К этому имелись в первую очередь поведенческие предпосылки. Пластичность волка как вида определяется социальной организацией. Если, как сказал Аристотель, человек — животное полисное, т.е. обитающее в городах-полисах, то волк воистину животное социальное. Вся история человеческая пошла бы по-другому, если бы человек человеку был волк! Дело в том, что все поведение волков ориентировано на пользу группы родичей. Волчья стая, имея свою структуру, состоит из матёрых, переярков и прибылых. Матёрые — взрослые звери, передающие потомкам не только генетическую наследственность, но и методом обучения традиции охоты на ту или иную добычу, наиболее характерную для данной местности. Переярки — звери прошлого года рождения — очень часто остаются без пары к следующему выводку матёрых, играя при них роль «дядюшек» или «тётушек», и помогают вырастить очередной помёт. Прибылые — волчата этого года — во всем берут пример со старших. В стае, которая складывается из расширенной семейной группы, царит жёсткая иерархия. Конфликтов, как правило, не происходит: матёрому достаточно показать «нарушителю спокойствия» позу угрозы, как тот принимает позу подчинения. Так же зачастую решаются и пограничные конфликты. Драки со смертельным исходом возможны между самками, так как они защищают охотничий участок для будущего потомства, как и инфантицид — уничтожение чужих щенков в голодные годы. Между тем родственные по крови звери способны усыновлять сирот и выкармливать их. В крайне редких случаях самцы погибают во время сражения за самку; кроме того, звери наносят друг другу тяжёлые травмы в стаях с нарушенной структурой, где матёрые выбиты охотниками, а переярки, не набравшиеся ума-разума, долго и кроваво выясняют, кто главнее.