Рената Башарова - Исповедь бандерши. 100 оттенков любви за деньги

— Более того, я живу в СВОЕЙ стране! И у НАС это вполне принято.

Тетя Лариса от неловкости захихикала. А ее муж, тут же уцепившись за слова, понес:

— Конечно, хохлы — все подкаблучники! Более дурной и трусливой нации нет нигде!

Ну и дальше в подобном духе. Потом я выслушала лекцию, как должна вести себя женщина в доме у мужа. В ответ на это он и все присутствующие услышали, что их Коля и они вместе с ним нарушают армянские традиции тем, что не он приводит домой невесту, а собирается жить у меня в доме. В общем, повеселила я родственничков знатно. Ну ничего, будут знать, как выделываться!

Зато тетя Лариса после этого славного ужина ходила неделю как мешком прибитая и разговаривала со мной сквозь зубы. Слава богу, что послезавтра выезжают квартиранты!

Итак, мы с Колей поселились у меня в квартире. В принципе, жить с ним хорошо было бы, даже весело. Характер он имел легкий, постоянно шутил, и Аришка его неплохо восприняла. Одна беда, зарабатывать он не хотел, ну никак! Вернее, он ходил на СТО, но денег практически не приносил. То заказчик «кинул», то работы нет… Неужели опять наркотики употребляет?

Действительно, его поведение нельзя было назвать адекватным. То он чем-то загорался и сию секунду начинал претворять задуманное в жизнь. Например, переклеить обои в коридоре и сделать картину из шпаклевки. Как только эта идея посетила его, он, окрыленный, рванул в магазин стройматериалов, не сказав мне ничего и прихватив из серванта деньги, отложенные на еду. Из них было четыреста гривен алиментов и шестьсот гривен, заработанные Колей за этот месяц. И так это сущие копейки! Мы уже дошли до того, что я суп на воде варила! А он схватил, не спрашивая, и припер домой все необходимое для осуществления идеи. К слову, обои в коридоре были абсолютно нормальные, и в ремонте коридор не нуждался…

Потом сутки напролет он претворял задуманное в жизнь. Неплохо очень вышло, симпатично, но… Купить еды нам было не на что теперь! И никаких доходов не предвещалось. А заработанное на Кипре мы уже давно проели. Единственное, я сапоги себе зимние купила… Пришлось нести золото в ломбард!

А с одеждой у меня вообще беда случилась! Купить не на что, а я порядком обносилась. Еще и похудела здорово, так что старые вещи на мне мешком болтались…

А тут еще Рома издалека дразнит своим благополучием! Он, не успев познакомиться с Инкой, купил ей дорогую иномарку, смотри, дескать, что ты потеряла. Съездил с ней в Турцию, привез оттуда пару копеечных футболочек Аришке с надписью «Турция».

А тут хоть умри! Хотела пойти на работу, уже договорилась. А потом кинулась собрать вещи и инструменты, искала-искала, а потом меня осенило. Я ж забыла их на Кипре, в тумбочке! А стоят они очень недешево, даже если заложить золото, выкупить я его не смогу, потому что доходы маникюрши мизерны зимой. А открыть новую парикмахерскую — так я клиентов всех растеряла. А мастеров где найти? Чтоб их найти, нужно где-то переманить, а для этого нужно устроиться на работу, а чтоб пойти на работу, нужно, элементарно, иметь инструмент!

Просто какое-то безобразие творилось, мне не везло на каждом шагу! А я-то привыкла, что все наоборот. Все-таки до двадцати пяти лет Провидение было очень ко мне благосклонно. Все удавалось мне шутя, я не прикладывала особых сил. Даже квартира досталась чудесным образом… А сейчас, глядя на Колю, по-хозяйски расположившегося тут и на чем свет стоит клянувшего Рому, высмеивая его всячески и подчеркивая свое над ним превосходство, мне стало совсем уж невмоготу в этой квартире.

Я не знаю, что на меня нашло в тот момент, когда я приняла решение продать квартиру. Первое, мне противен стал Коля, хозяйничающий тут, как бы осквернявший своим присутствием мою прошлую жизнь и бывшую, такую сильную, любовь. Второе, вдобавок ко всем злоключениям, я оказалась беременна… К тому же на большом сроке уже, когда обычный аборт врачи делать не берутся! «Заливку» делать — банально нет денег, не говоря уже о моральной стороне. А это ведь тоже кем нужно быть, чтоб живого ребенка сжечь в себе солью? Брр…

Я решила тогда для себя, что это знак, мне нужно во что бы то ни стало сделать что-то хорошее для Аришки. И пусть этим хорошим будет родной человек, брат или сестричка. Ведь так плохо быть одной на свете, я ведь это прекрасно знаю. Тем паче, Ромина пассия тоже оказалась беременна, как сообщила мне Вандышева.

Умерла бабушка, моя любимая бабушка Дуся, вырастившая меня. Но этого и стоило ожидать, девяносто два года было старушке. И одной вещи никогда не прощу я себе.

Перед самой смертью, почувствовав наверное, она попросила мать позвонить мне, хотя жили мы в соседних подъездах. И в трубку я услышала: «Юляня, скорей приходи и купи мне крестик и тапочки». Разобрать, что она говорит, только я могла, после второго удара она стала путать местами слоги. Даже мать не понимала, а я почему-то понимала все, наверное, слышала ее сердцем! Я же, пообещав, что вечером забегу, положила трубку. На вопрос матери, что она говорила, я отмахнулась, соврав, что не поняла… Вечером я не зашла, где-то закрутилась. А на следующий день бабушки не стало… А я так и не принесла ей крестик и тапочки…

Но вернемся к тому, что в недобрый час я решила продать квартиру. Словно какая-то сила толкала и толкала меня делать откровенные глупости. Тем более, что жить с Колей в дальнейшем я не предполагала… Я оправдывала себя тем, что продать ее нужно именно сейчас, пока цены на пике, потом неминуемо должен последовать обвал цен… Вот тогда я и куплю себе или две, или одну, но большей площади. Ведь с двумя детьми в однушке…

Продала я ее просто каким-то чудом, причем по очень приличной цене. А чудом, это потому, что в квартире была прописана Арина, и, чтоб получить разрешение у опекунского совета на продажу жилплощади, в которой проживает несовершеннолетний, я должна была предоставить доказательства того, что пропишу ребенка в лучшие условия. В итоге Ариша и я прописались у Аветянов, а квартира пущена «с молотка».

Свою красивую резную мебель я вынесла к матери, в маленькую спальню. Там же поселились и мы с Колей. В руинах, среди кучи тюков и коробок, мебели, занимавшей треть комнаты, мы и угнездились.

Нужно сказать, что к этому моменту у меня совсем пропал вкус к жизни, и я себя бесконечно кусала и винила в душе за все происходящее со мной. От бесконечного безденежья вид я имела отнюдь не цветущий. Живот рос. А муженек опять присел на наркоту. Дошло до того, что я машинально прятала ценные вещи, зная, что он должен прийти домой. А из ценных вещей у меня осталась мобилка и фотоаппарат. Золото он все вынес, проиграл в автоматы.

Мать нашему подселению была не рада чрезвычайно. А я, беспомощная от того, что у меня был семимесячный срок беременности, лишь чувствовала тупое отчаяние. Недовольство матери можно было понять, Коля частенько затевал жуткие наркоманские скандалы, денег почти не приносил, мы все дружно проедали копеечные алименты (на которые лишь пару раз в магазин сходить можно было) и материну пенсию. Она через слово попрекала меня тем, что я продала квартиру, связалась с уродом моральным. Мои доводы насчет того, что я не в состоянии оплачивать коммунальные услуги и то, что через каких-то полгода-год упадут цены, и я, наконец, смогу расширить жилплощадь, она не слышала. Все пилила и пилила, доводя меня до исступления. Я ведь и сама мучались от того, что все так выходит! И сама прекрасно знала!