Кристиан Лав - Один мальчик на двоих

У меня дико кружилась голова, дыхание сбилось, и язык онемел. Какое-то время я пытался наблюдать за этим странным мужиком, как он проверяет ящики, что-то перекладывает и наводит порядок, а потом сам не заметил, как впал в небытие.

Проснулся я под утро, ощущая, как все мое тело покрылось мурашками от холода. Печка уже остыла, а рядом со мной на полутораспальной кровати лежал и посапывал молчун.

Видимо, чтобы не упасть с кровати, он подвинул меня к стенке, а потом прижал к себе для компактности. Я дрожал от холода и ощущал, как руки и ноги меня совершенно не слушаются! Они словно задеревенели. Мертвые и неподвижные, как у куклы, и ни единый импульс не попадает в них!

С горем пополам я попытался пошевелиться, повернуть голову, издать хотя бы какой-нибудь звук. Может быть, я умер? А все это вижу как-то со стороны?

Если бы не это чертово ощущение холода, я бы точно решил, что умер. А еще меня снова охватил жуткий страх. Кажется, такого страха я еще никогда не испытывал! Я невольно попал в лапы к маньяку, с которым мне теперь придется спать. Я стану его женщиной!

Мадре мия! Что же я такого в этой жизни натворил, что меня судьба решила так жестко поиметь? Буквально “опустить”!

Сердце снова забилось с дикой силой, и глаза наполнились слезами. Нос за ночь продышался, но как только я начал реветь, он тут же снова забился.

Какое-то время я продолжал лежать в объятиях спящего мужчины, борясь со страхом смерти и мысленно жалея себя несчастного. А затем молчун машинально прижал меня к себе, и мне стало сразу же теплее. Он реально настоящая печка!

Ну и плевать, может быть, все еще обойдется? Он ведь вчера лечил меня. Укутал. Заботится обо мне. А его брат сказал, что он привязчивый. Может быть, если я буду показывать ему, какой я несчастный и бедненький, он меня не тронет? Пусть я ему вместо зверушки, но ведь кошечек и собачек не трахают!

Какое-то время я продолжал рефлексировать, то ругать себя за тупость, то жалеть, то вспоминать свою прошлую жизнь и осознавать, насколько она была крутой, а потом я вырубился.

Не знаю, сколько я проспал, но живая печка помогла мне согреться и обеспечить довольно глубокий сон. Мне снились какие-то фрагменты из далекого детства. Они были размытые, и кажется, я бредил, путая сон и реальность.

Мне снилась мама, а я был совсем малышом. Мы были в доме у бабушки, и я чувствовал запах русской печи. У меня снова болело горло, и я жаловался ей, что мне надоело болеть, что я хочу быть таким же, как и все, чтобы у меня ничего не болело.

Мама успокаивала меня, нежно поглаживая по голове и обещала, что все плохое скоро закончится, что когда я вырасту, все болезни оставят меня. И я ей верил. Снова верил, хотя подсознательно уже знал, что ни черта не закончится. Даже достигнув совершеннолетия, я буду также болеть от каждого сквозняка.

В глаза били лучи солнца, но я не хотел просыпаться. Это был очень хороший сон, и мне хотелось подольше побыть в зоне безопасности, где я душой далеко от тайги и от злого человека, напоившего меня вчера водкой с перцем.

Кое-как открыв глаза, я увидел перед собой хмурое лицо мужчины. В доме пахло печкой, и было достаточно тепло, даже почти жарко. Хотя, может быть, мне так кажется из-за высокой температуры.

Мужчина обтирал меня какой-то тряпкой. А потом нагнулся и потрогал губами мой лоб. Я смотрел на него с испугом и не знал, как себя с ним вести. Вчера он был очень груб со мной, но надо отдать должное, мне и правда стало чуть лучше. По-крайней мере, я не чувствую, что наверняка умру. Возможно, я смогу вылечиться и без лекарств. Если только этот идиот снова не будет пичкать меня спиртным и перцем, иначе я загнусь от язвы.

Я попытался пошевелиться, но руки слабо меня слушались. Слабость была дикая. На этот раз я решил не паниковать. Надо беречь силы. Возможно, мне придется отсюда бежать, или просто продержаться как можно дольше. Нас будут искать. А значит, сюда придут рано или поздно.

Где бы этот дом не находился, даже если он совсем в дикой глуши – дым печи будет видно из вертолета. А военные будут искать своих. Да и беглого преступника будут искать. Однозначно будут, я видел такое в фильмах. С собаками, с вертолетами… Нужно просто дождаться.

Мужчина помог мне присесть и дал в руку железный стакан с ручкой. Я такие видел у бабушки, когда был маленький. Отхлебнув глоток, я с восторгом обнаружил, что там настоящий крепкий чай с сахаром! Мать его, откуда в этой глуши такая цивилизация?!

Я начал жадно пить, давясь и кашляя, чем насмешил моего вынужденного сожителя. Он показал мне знаками, чтобы я не торопился, и как только я все выпил, налил мне еще.

На завтрак он приготовил какую-то похлебку из круп и рыбной консервы. Даже едва ощущая запахи, я чувствовал, что пахнет эта дрянь жутко. Как только он пытался накормить меня этим, я начал протестовать и отплевываться.

– Я не хочу есть! Не надо! Мне плохо…

Он не слушал меня, хотя я прекрасно знал, что он слышит и все понимает. Я ведь видел, как он общался с братом и с конвоиром.

Мне было сложно говорить, язык был тяжелый и слабо подвижный, и губы с трудом открывались. Они будто склеились и горели. Даже после двух бокалов чая я остро ощущал жажду, и мое болезненное положение казалось мне жутким и мучительным.

Мужчина с силой затолкал в меня несколько ложек своего рыбного варева, а потом съел остатки. Я уже думал, что на этом мои пытки закончились, но он снова появился и начал опять вливать в меня спиртное с перцем. Я визжал и вырывался, используя все оставшиеся силы, пытался ударить своего мучителя, но все было бесполезно.

– Не надо! У меня желудок болит, мне нельзя перец! Отпусти, сволочь!

Он резко нажал на мои скулы и начал вливать в меня смертельный напиток, запрокинув мою голову так, чтобы я не мог выплюнуть. Я плакал. Было больно и обидно. А потом я сдался. Закрыв глаза, я просто лежал, подготовившись к смерти. Только она никак не наступала.

– Почему ты такой злой? – спросил я, не открывая глаз. – И зачем ты меня спас?

Тишина в ответ. Я медленно проваливался в пьяный сон. Этот урод похоже решил меня споить. Снова это тупое состояние небытия, отрешение от мира. То ли сон, то ли явь. Пустое сознание, без слов и лиц, без воспоминаний.

А дальше все повторялось и повторялось. Даже я, будучи не самым умным и смышленым, догонял, что этим дедовским методом нельзя вылечить мою болезнь, можно только добить иммунитет! Это я и пытался донести до моего горе-врача.

– Отвези меня в больницу! Я тут умру! Мне плохо! – бормотал я в полудреме. – Нужны лекарства, антибиотики! Ты меня убиваешь!

Этот странный тип выхаживал меня, насильно кормил, отпаивал сладким чаем и сделал мне импровизированный туалет в доме, отломав у стула стульчак и подложив под него ведро.