Катя Лоренц - Отдана чудовищу

Глеб

Олеся моя истинная! У меня были подозрения на этот счёт, когда впервые её поцеловал и не смог остановиться. А после первой брачной ночи убедился в этом.

Слышал от отца, что при сексе истинных их души срастаются вместе. Я к такому не готов. Это то же, что стать рабом, зависеть от второй половинки. Умирать от тоски, если ее нет рядом. Я к такому не готов. Не с ней.

План был другим. Исполнить волю отца, сделать наследника и забыть про жену, продолжить жить прежней жизнью.

Я предпочитаю совсем других женщин. Фигуристых, красивых, с которыми не стыдно выйти в свет. А Олеся… Обычная серая мышка. Я никогда бы на такую не посмотрел, не переспал бы, даже если бы выпил ящик водки. И пусть эта ночь стала самой горячей в моей жизни и мне безумно понравилась близость с Олесей, я не готов стать ее личным рабом.

Я залетаю в кабинет к отцу, громко хлопаю дверью.

– Ты знал! Ты черт возьми все знал!

– О чем?

– О том, что она моя истинная!

– Конечно знал, – отец откладывает утреннюю деловую газету в сторону и пьет кофе из маленькой чашки, оттопыривая мизинец в сторону, невозмутимо смотрит на меня. – Я, когда увидел вас вместе, заметил парный знак, – у отца особый дар видеть то, что другим недоступно. Прожив такую долгую жизнь, он приобрел ряд способностей.

– Как разорвать эту связь? Ты же знаешь? Сколько у тебя было истинных за тысячелетия?

– Много. Только от них есть гарантия в продолжение рода. Что тебя не устраивает? Она чистокровная, покладистая. Ты можешь лепить из нее что захочешь.

– Да все! Надо мной потешаются друзья. И ты слышал, что люди болтают за спиной?

– Люди всегда болтают. Главное что ты думаешь, чувствуешь.

– Есть ещё проблема. Мой волк нашел кое-кого.

– О чем ты? – я которую ночь прихожу в лес, жду ту красивую белую волчицу. Как я мог упустить её? Она просто нереальная. Её шерсть сиянием напоминала Луну. А она так грациозна, породиста. Я должен её найти и узнать кто она. Она должна стать моей! Именно такую нужно брать в жены, а не закомплексованную, боящуюся своей тени Олесю.

– Моему волку понравилась одна, но я не смог узнать кто она.

– Это невозможно. У нас не может быть истинной и той, что мы любим. Это должен быть один и тот же человек.

– Значит мой случай исключение из правил. Разъедини нас с Олесей.

– Это опасно. Нужно вырвать часть души.

– С этим Сэмом же получилось. У него тоже была истинная.

– Там другое. Просто Милана захотела его, а ты знаешь, я не могу отказать своей любимой дочурке. Она так похожа на свою маму, – папа никогда не рассказывал, что случилось с матерью моей сестры. Но он до сих пор по ней скучает.

– Отсеки часть души. Я не против, – я уже чувствую эту связь, меня, как магнитом тянет вернуться к ней, к Олесе. Хочется зарыться в ее растрёпанные белые волосы, поцеловать каждый участок ее кожи. Её хрупкую, такую маленькую в моих руках, услышать ещё раз её будоражащий стон. Я уже чувствую, как она держит меня за яйца, а с каждым днём связь будет все прочнее и прочнее. Нужно это прекратить! Я никогда никому не подчинялся, не собираюсь начинать.

– Хорошо. Как только она забеременеет, я все сделаю.

Луна скрывается за кронами деревьев, чтобы появиться снова, освещая мне дорогу. Я, который день подряд, прочесываю лес. Все напрасно, я не могу найти ту белую волчицу, уловить её запах. Ее здесь нет, но я продолжаю тешить себя надеждой и надеяться на чудо.

Устав от быстрого бега, ложусь на тот самый камень, на котором лежала она. Она мой шанс на спасение. Меня одинаково тянет к ней и к моей жене, которую я упорно избегаю. Мне нужно взять свои чувства под контроль, стать тем прежним, каким я был до появления в моей жизни Олеси. Стать свободным. Белая волчица могла бы помочь мне отвлечься, перерубить ту нить между мной и женой.

Это похоже на болезнь наркомана, зависимость. Стоит мне прикрыть глаза и передо мной появляются глаза цвета лаванды, чуть приоткрытый от страсти рот, а в ушах звучит тихий стон, как капитуляция. Я день и ночь думаю то об Олесе, то о волчице. Это не нормально. И я покончу с этим. Чего бы мне это не стоило.

Домой я возвращаюсь рано утром. Иду в комнату на первом этаже.

– Глеб! – окрикивает меня отец. – Зайди ко мне! Зевая следую за ним. Отец выглядит рассерженным, меряет кабинет широкими шагами, заложив руки за спину. – Скажи, ты зачем женился?

– Ты знаешь. Потому что ты так велел.

– А для чего?

– Тебе нужен был внук.

– Вот именно! – он угрожающе трясет в воздухе указательным пальцем. – А как это случится, если ты свою жену не видел со времён первой брачной ночи. Я недоволен тобой, – я не понимаю, зачем ему потребовался внук так срочно. Горит что ли?

Я не готов стать отцом. Да что там! Я и жениться не был готов и вряд ли когда то захотел бы.

– И где ты шатался всю ночь? По бабам шлялся? – отец говорит это и его поводит. Лицо побледнело он прикрывает глаза и хватается за край стола.

– Отец? Что с тобой? – я подбегаю к нему и придерживаю за локоть. Он машет рукой.

– Не стоит. Все нормально. Впервые вижу что отцу плохо. Для меня он как титан, его не способно убить время. Он и мой дядя Рогволод единственные кто победил смерть. Им больше четырех тысяч. Ни один оборотень столько не прожил. Для меня они как чудо. Неужели это конец?

– Сегодня мы идём на важный прием. Приготовь фрак, – он выходит бормоча себе под нос: – Время выходит. Нужно поторопиться.

Я прокручиваю слова отца, не понимаю о чем он. Очередная тайна, о которой он, конечно же, не расскажет.

Я вспоминаю то, что говорила Олеся. Как тогда она точно попала в самое больное место. Отец приказывает, а мы выполняем. Я никогда не видел от него тепла, любви, человечности. Разговоры по душам – это просто не про нас. Мы с Миланой, моей сестрой, из кожи вон лезем, чтобы заслужить его одобрение. Но все тщетно.

Горечь остаётся на языке, а грудь сдавливает понимание, что мы лишены чего-то важного, того, что есть у простых людей.

Я вспоминаю сцену, которую застал на кухне. Наш слуга, Константин, сидел за столом со своим сыном. Тот рассказывал ему о том, сколько поймал рыбы. С ним Константин преображался. Он светится от гордости за сына и с любовью треплет его по голове. От моего отца такого не дождешься. Сколько бы не старался ему угодить.

Я надеваю белую сорочку. Накрахмаленные воротник трёт кожу, беру шёлковый галстук-бабочку, когда в комнату заходит Константин.

– Позвольте? – киваю. Константин повязывает бабочку на шее. – Вы идете один? Без жены? – чтобы снова слушать перешептывания и смешки за спиной?

– Один, – застегиваю белый пикейный жилет на три дорогих пуговицы, под пытливым взглядом Константина.

– Позвольте спросить почему?