Владимир Козлов - Розы для магистра

– Не боится она так скомпрометировать себя? – спросил Толик.

– А чего ей боятся, здесь не подкопаешься. У неё всё по закону, тем более, она в любой кабинет горкома партии заходит без робости и разрешения. Она у нас знаменитость. Но эту бабу всё равно у нас уважают. И я тоже. Она никого за время своей работы в качестве директора не уволила с работы и материальную помощь всегда даёт, кто обращается к ней. Лучшие путёвки на курорты нам выбивает сама.

– Миша знай на будущее, – не дослушав водителя, сказал Магистратов. – Никогда нельзя говорить плохо о женщине, даже если она твой начальник. Я с удовольствием послушаю про неё добрые известия, а негативную черту характера позволь мне самому определять. Так, как некоторые неправильные действия женщин мы должны уметь прощать. А ты мне её вначале охарактеризовал, как узурпаторшу, а потом начал восхвалять. Впредь не надо со мной делиться своими соображениями о моём руководителе, если я у тебя сам не спрошу об этом. Так, как мне самому будет интересно оценить все её достоинства и недостатки.

– Понял Анатолий Романович, – сказал Миша, – считайте, что я рассуждал сам с собой, а то вы мне доверять не будете. До вас я возил Борисова Аркадия Ивановича, почти шесть лет. Он сейчас в исполкоме работает. Можете у него спросить, что я лишнего никогда не болтал.

– Зачем мне это, разве я высказал своё мнение о недоверии к тебе? У нас здесь строчевышивальная фабрика, а не армейская разведка третьего рейха и досье я составлять не собираюсь даже на того, с кем мне придётся проводить всех больше время на работе. То есть с тобой.

– Благодарю, Анатолий Романович! – сконфужено ответил Михаил.

Они подъехали на Сосновую улицу к десятому дому, где рядом с ним был возведён добротный дом из красного кирпича.

– Вот он их новый дом, – сказал Михаил. – Вы посидите в машине, а я пойду, отнесу лапшу им.

– Много чести, – остановил его Анатолий Романович, – посигналь, пускай сами выйдут.

После сигнала из дома вышел мужчина в резиновых сапогах и комбинезоне.

– Это муж её идёт, – предупредил Михаил.

Анатолий, не вылезая из машины начал изучать супруга своей возможно намеченной вздыхательницы, стоявшей в его списке под номером два:

«Слащавое лицо, разговаривает тихо и скупо, будто ему больно произносить слова. Под горловиной комбинезона выглядывает протёртый воротник старомодной рубашки. Походка неказистая и вялая, наверное, у него и фаллос вялый, как походка, – сделал он заключение. – Сам бог мне велит разделить приятный досуг с Царицей! А обольстить я её смогу, главное только не спешить».

Он мысленно уже овладел Царицей, и планировать доступ к её телу решил после того, как распознает до конца все её слабости, чтобы не сесть в лужу.

«Она дама, что ни говори серьёзная, чем и интересней будет мой путь к ней, – подумал он. – Возможно, мне потребуется штурман в этом деле, которым обязательно должна быть женщина».

– Куда теперь, на центральный склад едем? – спросил водитель.

– Да, но вначале давай проедем до середины улицы. «Мне надо ещё в один дом зайти», – сказал Анатолий.

– Супруг у нашей Царицы мне показался инертным, большая противоположность ей, – поделился он своими впечатлениями с водителем. – Наталья Дмитриевна мне порой, кажется, сделана из протонов и нейтронов, а муж у неё больше похож на конское седло.

– Так оно и есть Анатолий Романович, у нас на фабрике его все называют Гоша – Гугу. Он больше молчит, а если говорить начнёт, то может завернуть такую безумную речь, хоть стой, хоть падай. Он однажды потянул запястье на руке и взял больничный лист, но в профсоюзе потребовал, чтобы ему его оформили, как производственную травму. Так как кисть у него открутилась из-за отвёртки, которой он перед этим днём упорно работал. Тогда Царица врезала ему за эту отвёртку так, что он на следующий день сразу выздоровел.

– Останови у синего дома? – сказал Анатолий Михаилу и прошёл, через калитку в дом.

К его счастью, Миндаль находился дома и ковырялся в старом магнитофоне. Он был женат и воспитывал троих сыновей. Работал начальником автоколонны в своём пассажирском предприятии.

– Магистр, тебя, как ко мне занесло? – обрадовано сказал Миндаль, – обычно ты ко мне на работу заходишь, а тут решил домой завалиться.

– Ты, что не рад? – усмехнулся Анатолий.

– Кончай такие шутки? Я тебе всегда рад, – достал он из холодильника початую бутылку водки.

– Нет, я не буду пить я на работе, – отказался Анатолий, – я у тебя совершенно случайно оказался. Заезжал к своей директрисе домой.

– К Брюсовой Наталье? Ты ещё не примял ей сиськи? – засмеялся он. – Она ничего, я бы к ней тоже в штат согласился зачислиться, но у меня Волги нет. Одни автобусы. А её привозят домой только на Волгах.

– Ты расскажи мне про неё, – вкрадчиво спросил Анатолий. – Она всё-таки у вас на виду здесь. А то я в ней никак не разберусь, что она за человек?

– Понял, я всё, ты глаз на неё положил. И не надо мне рассказывать больше ничего, я же знаю тебя, как облупленного, – сказал Миндаль. – То, что тебя интересует, я тебе всё рассказал, а в быту она классная баба и не зазнайка. Про неё никто с улицы гадостей не скажет. Благодаря своему мандату у нас на улице чистота и порядок, мы же не зря её депутатом в местный совет несколько созывов кряду избираем. Но она достойна, чтобы её любили, такие мужчины, как я! – пошутил Сеня.

– Что же ты её не любишь?

– Как можно мы же считай соседи с ней, а у меня правило никаких вариаций с соседями не производить, какая бы у меня гравитация не была. А если, по правде сказать, то эта шапка не по мне, а меня Сеня зовут.

– Трепач ты, я тебя серьёзно спрашиваю.

– А я тебе серьёзно и говорю, что ты должен её скосить. Она же не женщина, а орхидея. Узнай по своей методе её привычки, какие книги любит, какую музыку слушает и вперёд на баррикаду. Дерзай, но смотри не ошпарься, о горком партии а, то лишишься своей должности. Неизвестно кто там у неё есть.

– Всего бояться, значит жить без наслаждения, – изрёк Анатолий, – а моей натуре это не подходит. Я лучше биндюжником буду, но жить буду в радости.

Миндаль проводил его на улицу и перед машиной сказал:

– Вспомнил, она любит французские духи и исландские консервы. А ещё они с мужем по четвергам посещают вечерами клуб народных творчеств «Пастораль». Она пишет вроде акварелью, а он у неё в струнном оркестре играет на балалайке. Это я точно знаю. Она рассказывала об этом моей жене. А они с ней часто общаются.

Миндаль замолчал и глазами повёл на водителя Москвича, который не спускал с двух друзей своего взгляда:

– Прими к сведению мои ценные сведения? – почти шёпотом произнёс он.

– Про духи я точно знаю, – тоже на шёпот перешёл Анатолий, – а вот консервы, это уже кое-что, а в акварели я тупой, как сибирский валенок, – рисовать сам знаешь, могу только кораблики и обнажённых женщин.