Юлия Кои - (Не)любимый омега

Никита

Никита горел в удушливом водовороте желания и боли. Сознание ускользало и он не был наблюдателем, сохранявшим трезвый рассудок даже с началом течки, как было всегда. Он мог только плавиться, с восторгом принимать каждое прикосновение, ласку, поцелуй, и сам отвечал на них с не меньшим пылом. Все мысли и тревоги, терзавшие его последние дни, растворились, стоило Максу осторожно притянуть его к себе. Будто у него еще был выбор отказаться. Они могли снова поругаться и разойтись, как случалось каждый раз. Но зная, что больше никогда его не увидит, Никита поддался, а после пропал.

Никита сморгнул выступившие слезы и вытер нос рукавом. Он сидел почти голый в спальне Елисея, завернутый в пиджак Виктора и пытался собрать разбежавшиеся мысли. Должно быть, он бился бы в истерике, если бы брат не вызвал врача и тот не поставил укол. Теперь омега сидел, сжав локоть, чтобы не появился синяк, и ватка со спиртом неприятно раздражала обострившееся обоняние.

– С ним точно все будет хорошо? – услышал Никита тихий вопрос Елисея, обращенный к бете, который уже убирал лекарства с свой саквояж.

– Да. Никита Юрьевич пытался заглушить приближающуюся течку увеличенной дозой подавителей. У него не вышло, и состояние из-за этого ухудшилось. Я бы настоял прекратить их прием, чтобы вывести лишнее из организма. После укола он должен уснуть, но сначала может почувствовать себя чуть хуже. Лучше принести тазик на всякий случай, и кому-то нужно остаться рядом с ним. Но не альфе.

– Я понял.

Никита скривил губы то ли в попытке усмехнуться, то ли от горького привкуса во рту. Его обсуждали так, будто он перебрал с алкоголем на празднике. Но по ощущениям было очень похоже, не считая так и не удовлетворенного желания, от которого все дрожало внутри. Между ног по-прежнему было влажно, а вихрем крутившиеся и не слишком ясные мысли то и дело возвращались к огненноволосому альфе, виновному во всех его несчастьях. Никита хотел бы упасть на кровать и как следует выплакаться, но тело не слушалось и вместо выплескивания переполнявших его эмоций, он мог только неподвижно сидеть, отстраненно разглядывая ковер в хозяйской спальне.

Он не услышал, как ушел врач и вяло шевельнулся только когда Елисей сел рядом.

– Прости, что испортил твою свадьбу, – едва разлепив пересохшие губы, пробормотал Никита.

– Не говори глупостей, – возразил Елисей.

Никита почувствовал его мягкие объятия на своих плечах и на секунду закрыл глаза. От брата он получал больше понимания и любви, чем от родной матери, и от этого было горше то, что случилось.

Стоило им приехать, как он понял, что Елисей не такой, как другие омеги. Он не ревновал и не набрасывался на Никиту с кулаками, когда мать настояла, чтобы Никита крутился рядом с женихом Елисея. К счастью, обрученные сошлись еще до свадьбы и Елена больше не могла подкладывать сына под главу клана. Долги семьи, о которых мать постоянно напоминала, давили на всех них, но именно на Никиту возложили ответственность за их погашение. Отец проиграл в азартные игры больше, чем у них было, и единственным шансом расплатиться с кредиторами был выгодный брак. Ведь за красивого невинного омегу можно было выторговать солидную сумму.

После провала с главой большого клана мать переключилась на его ближайшего друга, которого Никита ненавидел всей душой. По крайней мере хотел ненавидеть.

Никита порой терялся перед альфой, но вида никогда не показывал. Не стоило рыжему грубияну, который при каждом удобном случае задирал его, знать об этом. Золотистые глаза Макса всегда смотрели изучающе и с подозрением, а чувственные губы кривились в усмешке, когда с них слетала очередная грубость.

Никита вступал с ним в перепалки не думая о последствиях, пока не вмешалась мама, намеренная устроить их брак и заполучить деньги Макса, о которых тот никогда и не упоминал. Никита опасался, что мама выдумывает то, чего нет, и уже смирился со своей участью выйти замуж без любви за какого-нибудь старого плешивого альфу из-за его денег. Но только не за Максима. Этот альфа словно горел и Никита боялся обжечься, боялся убедиться, что не существует маски гуляки и повесы, а это и есть настоящий альфа, и тогда брак с ним стал бы самым ужасным событием в его жизни.

Но казалось, теперь все потеряло какой-либо смысл. Они прикоснулись друг к другу, и Никита лишился того, что могло помочь ему выйти замуж. Кукольная внешность и невинность играли в его пользу, но проклятая течка и умопомрачительный феромон альфы сыграли против него. И едва только оказавшись в кольце сильных рук, Никита не смог отказаться от этой близости.

Никита вздрогнул, вспомнив охвативший его холод, когда Максим отстранился от него и больше не взглянув, ушел. Омега повернулся к Елисею.

– Не рассказывай моей маме, – прошептал Никита.

Он надеялся, что прошло не много времени, однако то, как отвел взгляд Елисей, заставило занервничать.

– Селя?

– Она уже знает.

Никиту начало трясти. Он вцепился в свои длинные светлые волосы и завыл, упав на постель. Она точно не оставит это просто так!

– Никита, – рука брата опустилась на плечо и осторожно погладила. От его прикосновения стало чуть легче, но слезы остановить было невозможно. Никита продолжил лежать, всхлипывая и почти не слыша того, что говорит ему брат. – Она сейчас вместе с Виктором и Максимом. Они обсуждают церемонию. Если ты забеременел, то нельзя откладывать это.

– Я не пойду за него, – с небывалой уверенностью прошипел Никита, проглотив слова о том, что Максим и сам не станет брать его в мужья. Ведь столько раз альфа говорил о его глупости, называл пустышкой и куклой, а бывало и еще похуже.

– Почему? Мне казалось, вы нашли общий язык в последнее время. Максим хороший оборотень, достойный.

– Достойный? – Никита не выдержал и вскочил на ноги, начав расхаживать по комнате, не обращая никакого внимания на шум в ушах и головокружение. – У него нет денег! Он голодранец, который живет за счет своего друга и тащит в постель каждого, кто не против!

– Ого. Так вот какого ты обо мне мнения.

Никита вздрогнул от низкого голоса, который принадлежал уж точно не его брату. Медленно повернувшись к двери, Никита замер. Знакомые золотые глаза смотрели с небывалым холодом прямо на него. Макс стоял в проеме. Альфа избавился от пиджака и остался в одной лишь рубашке и брюках. Его одежда, как и прическа, находились в беспорядке, придавая какой-то диковатый вид, от которого сладко свело внизу живота, и в то же время стало немного страшно. Никита заметил пару свежих засосов на шее альфы. Сомневаться в том, что это он их поставил, не приходилось. Но к покрасневшей скуле, по которой словно хорошенько заехали кулаком, он вряд ли имел отношение.