Лили Рокс - Игрушка для негодяя

– Непослушная сучка! – громко выругался босс и сменил руки. Теперь левой рукой он блуждал у меня между ног, надавливая на клитор и периодически засовывая пальцы в промежность, а правой рукой он начал мастурбировать свой член. Все эти действия сопровождались его сальными присказками, а еще тыканьем в мою щеку влажной головкой члена.

– Не хочет она сосать, – бухтел он, теребя свой член и тряся им возле моего лица, – Будешь сосать как миленькая. Всем бабки нужны, и тебе тоже нужны. Будешь сосать, давать мне во все дырки. Сама будешь проситься ко мне. Тварь такая!

Он выпустил свой член, а потом этой же рукой ударил меня по лицу. Я продолжала молча сидеть, не шевелясь и не предпринимая никаких попыток к бегству. Все происходящее казалось каким-то цирком, в котором я выглядела как обезьянка, которую водят на веревке и заставляют показывать фокусы. Было жутковато и в то же время сюрреалистично. А еще хотелось со всей силы вмазать этому уроду.

Николай Петрович продолжил мастурбировать, а потом направил член в мое лицо. Из головки полетели брызги спермы, которые ударяли мне в шею, а потом стекали под воротник блузки.

Шеф сдавил мою щеку, а потом со всей силы снова ударил меня по лицу. Сперма разлетелась в разные стороны, а щеку пекло так, как будто к ней приложили раскаленную сковородку.

Я уже хотела было подскочить и смотаться из кабинета, а потом делать ноги без оглядки, а на завтра навсегда забыть об этом дурацком жизненном опыте, как вдруг Николай Петрович, который поспешно натянул свои брюки, полез в тумбочку, а потом извлек оттуда несколько пятитысячных купюр. Я смотрела на него, не мигая. Мужчина встал с кресла и, подойдя ко мне, швырнул перед моим носом несколько красных денежных банкнот.

Я сидела, не шевелясь. В тот момент во мне боролись две Иры: одна ужасно хотела взять деньги и забыть обо всем, что происходило несколько минут назад, а вторая хотела смять эту грязную подачку, а потом швырнуть ее в лицо боссу.

Пока я с сомнением косилась на деньги и ноздрями ощущала приторный запах спермы, стекавшей по моей шее, Николай Петрович сказал:

– Если захочешь, если будешь послушной и умной девкой, сможешь получать такие премии регулярно. Когда я вызову тебя. Время ты знаешь.

Я поежилась, думая о том, что ни за какие коврижки не войду в этот кабинет и не сделаю ничего, что могло бы заставить этого старого пердуна совать мне свои грязные деньги. В итоге, победителем оказалась Ира номер один, которая заставила меня взять купюры со стола и молча покинуть кабинет.

В приемной я пересчитала купюры. Двадцать пять тысяч за мое унижение. Я смотрела на деньги и пока не могла понять, стоило ли все пережитое этих пяти бумажек? С другой стороны, я смогу купить себе платье и туфли, которые видела в магазине, и на которые денег у меня, разумеется, не было. И Аленке могу помочь с арендой квартиры, она платит за нее полтинник в месяц, а это ох как немало.

Стоя в служебном туалете перед зеркалом, я долго всматривалась в свое отражение и думала о том, куда я качусь. И зачем я приехала в эту Москву, которая непонятно что делает со мной. Если на прошлой неделе я трахалась с красивым парнем, у которого было не менее красивое тело, то сегодня на меня дрочил старый пень, сперма которого воняет похлеще коровьего навоза. Я поморщилась, а потом достала из кармана телефон. Меня переполняли эмоции, и мне срочно надо было выговориться.

Я набрала номер Жени, на которую злилась больше всего. Это она не предупредила меня об особенностях в поведении и желаниях босса, который никак не мог запомнить даже имени моего. Урод!

– Але, привет! Что, спеклась, курочка?

У одной я – овечка, у другой – курочка. Что за зоопарк я представляю из себя в глазах других людей?

– Почему ты мне ничего не рассказала?

Женя на другом конце засмеялась в голос:

– Ты думаешь, что я дура? И не понимала, что больше бы не увидела тебя в офисе? Сколько он тебе заплатил за первый унизительный раз?

– Ты все знала, – сквозь зубы пробормотала я, – И ничего мне не сказала! Чтоб ты там подавилась турецкими сладостями!

– Лучше членом какого-нибудь турецкого мачо. Знаешь, до каких чертиков мне осточертел вялый член босса? Вот за пару месяцев представишь. Заодно накопишь на какую-нибудь дорогущую фигню, о которой ты всю жизнь мечтала, и на которую денег не было.

Я смягчилась, представляя себе, что приходилось терпеть Жене в то время, пока она пахала в офисе. Зато теперь отдыхает на курорте, да и машину ее я видела. Неужели я готова поступиться принципами и стать девочкой по вызову, которой платят за минет и трах?

Перед моими глазами предстала дорогая шуба из мягкого и такого нежного песца, которую я надеваю и гордо вышагиваю по городу. Или нет, шуба мне не нужна. Я хочу серьги с изумрудами, под цвет глаз. Буду красивой и недоступной, правда, перед этим придется некоторое время побыть весьма доступной. Я поняла, что продаюсь за деньги. Но так поступала половина офисных баб, а зачем мне выпендриваться, если появился такой шанс заработать денег?

Аленка, разумеется, меня горячо поддерживала. Особенно, когда узнала о том, сколько денег заплатил мне босс за то, что просто слил на мою шею немного спермы и пару раз шлепнул по щеке.

– Ты дура! Не смей отказываться от такой шары!

– Я не думаю, просто это все кажется таким унизительным… Таким мерзким.

– Нет, овечка! Унизительно было то, когда меня в подсобке трахал начальник охраны, махая перед носом тысячной купюрой, а потом просто дал мне пинка и сказал, что я слишком стремная, чтобы платить мне за секс.

– Ты трахалась за деньги? – я смотрела на сестру, которая говорила о своем прошлом опыте так, как будто рассказывала историю о том, как выбирала огурцы на рынке.

– И не раз, детка. Ты должна понять одну вещь: за все в жизни надо платить. Никто бесплатно тебе даже воды не нальет, даже в больнице надо за лекарства доплачивать, да и за то, чтобы нормальный наркоз сделали – тоже.

– Это когда ты наркоз делала? – спросила я с подозрением, а моя сестра только махнула на меня рукой.

– Было дело. Аборт делала пару раз, но не в этом суть.

Мои кудрявые волосы на голове зашевелились от слов моей сестрицы. Меня поражала ее невозмутимость, с которой она рассуждала об абортах, о сексе и о том, что все продается. Я не хотела верить в то, что существует такая жизнь, про которую показывали по телевизору. Но это ведь было не по-настоящему, а, оказалось, что я ошибалась.

На следующий день ровно в три часа я внесла папку с бумагами на подпись директору. Он мельком посмотрел на документы, а на меня с самого утра не обращал никакого внимания. Я уже обрадовалась тому, что все осталось в прошлом, и он, скорей всего, вообще не помнит, что между нами было, как вдруг Николай Петрович сказал: