Ан Ру - Шот третий. Дороги к Риму

Засыпая долго думал о том, что произошло, но так ни к чему и не пришел. Просто провалился в чёрную пустоту сна и вынырнул из нее лишь с дребезжанием назойливого будильника.

Воскресенье прошло нервно. Пообещав этому странному пацану быть дома в одиннадцать, я совсем забыл о том, что мы с друзьями собирались вечером «жечь резину» на Полигоне. Я специально по такому случаю смахнул пыль со своего тюнингованного Ниссана, на котором наловчился дрифтовать так, что публика срывала голосовые связки от восторга. Вообще, я не люблю передний привод. Держу его исключительно ради выступлений, ну или чтобы нащелкать по носу тем, кто говорит, что переднеприводные авто не для дрифта. И сегодня был тот самый случай.

С одной стороны, можно было махнуть рукой и забыть про обещание. Ну не срослась встреча, да и хрен с ней. Кто этот пацан такой, чтоб я ждал его и ломал себе планы на вечер?

С другой стороны… морща лоб, я вынужден признать, что хотел увидеть его снова. Ну вот такая у меня появилась блажь. В голове крутилась гаденькая мыслишка, все же воспользоваться его промо-акцией. Я даже готов был добавить к уже уплаченной тысяче недостающую сумму, если вдруг период проведения этой акции закончился.

В общем на Полигон я, конечно, поехал, но в голове царил полнейший бардак. Я постоянно смотрел на часы и выпадал из реальности. Даже когда ко мне подскочил, раззадоренный предстоящим шоу, Ванька и крикнул:

– Ну что, братишка, погнали? Наш выход, – я только кивнул и поплелся к Ниссану без своего обычного азарта.

На треке меня немного отпустило. Особенно после того, как Ван Дам нагло подрезал меня на втором круге и едва не разбил нос моему спорткару. Мощный выброс адреналина в кровь, точно доза закиси азота для движка, разогнал мой внутренний моторчик и заставил ускориться. Надо было наказать задиру. Выйдя на третий круг, я поравнялся с Ванькой, добавил коксу, вышел на полтора корпуса вперед, а потом, выжав сцепление, рванул ручник на себя. Передняя ось встала колом, и машина красиво ушла в занос на 90 градусов, перегораживая путь Даманскому. Пока тот уходил от столкновения, изображая какие-то немыслимые пируэты, я вывернул руль, спокойно вышел из заноса и… глянул на часы. Было без четверти десять. До прихода Рима оставалось чуть больше часа.

Я снова вернулся мыслями на трассу, глянул в зеркало и с удовольствием отметил, что соперник потерял секунд десять, нарезая упущенную скорость.

Мы покатались еще немного. Потом на радость публике рисовали круги и восьмерки на асфальте, дрифтуя то "хлыстом", то "кличем". Потом подъехали Женька и Слава с толпой каких-то девок, и нам пришлось их катать, показывая, что такое настоящий дрифт, и заставляя их визжать от страха и восторга.

Все это время я беспрестанно поглядывал на часы, фиксируя временные отрезки и отмечая, сколько у меня осталось времени на то, чтоб добраться до дома и не опоздать.

В половине одиннадцатого я-таки умудрился сбежать по-английски, предоставив всей этой компании возможность развлекаться дальше без меня.

Всю дорогу домой я был на нервах. Выжимал гашетку так, будто все еще не вышел из гонки. В результате прилетел домой на десять минут раньше, чем планировал.

Пока ждал многообещающего Рима, я перенервничал настолько, что уже сомневался, встанет ли у меня вообще.

Чтоб хоть чем-то себя занять, я поменял постельное белье и прибрал в спальне. После чего поймал себя на мысли, что лишаю законной работы горничную, и что к визиту проститутки я так не готовился. Хотя по сути Рим – та же проститутка, только другого пола.

Еще я раза три или четыре вскипятил чайник, но чайный пакетик в кружке так и остался сухим, потому что в очередной раз, готовясь заварить этот самый чай, я умудрился рассыпать сахар. Собирая со стола и пола все эти дюны белых сладких кристаллов, я поклялся, что с этого момента буду покупать только кусковой рафинад.

К тому моменту, когда наконец раздалась трель домофона, я успел еще десять раз все взвесить и решить, что сам ничего предлагать не буду. Но если парень сделает хотя бы какой-то намек на то, чтоб рассчитаться натурой, я соглашусь. Просто ради эксперимента.

Разблокировав подъездную дверь, я глянул на себя в зеркало, провел пару раз растопыренными пальцами по волосам и, скрестив руки на груди, принялся ждать.

Спустя минуту в дверь раздался деликатный стук. Взявшись за ручку, я отворил своему долгожданному визитеру и замер с выражением дебильного изумления на лице.

У меня на пороге стоял молодой католический священник. Настоящий. При полном параде, со всеми сопутствующими атрибутами. В черной классической сутане до пят. С точащей из-под воротника белой колораткой. В руках он держал деревянные четки с распятьем и библию. Я даже не сразу узнал в нем Рима. Волосы парня были зачесаны и даже зализаны чем-то глянцевым назад. И лишь одна тонкая прядь выбивалась из этого лакированного кокона и, падая на лицо, перечеркивала собой левый глаз священника.

– Добрый вечер, Влад. Позволишь войти?

В акустике пустого подъезда его голос обрел литургическое звучание, отчего я завис еще больше. Дальше я, видимо, ждал, что заиграет органная музыка, и хор мальчиков-семинаристов затянет звонкими детскими голосами «Аве Мария», потому что не сразу отреагировал на вопрос. Еще с полминуты я пялился на парня и лишь потом невнятно выдавил:

– А-э…

Рим, пытаясь разобрать смысл моего междометия, сморщился так, будто у него газы. И мне, чтобы пояснить, что я хотел сказать, пришлось кивнуть и попятится назад, пропуская священника в дом.

Тот сразу вернул себе лицо, потом по всем канонам католической церкви наложил на меня крестное знамение и только после этого вошел.

Казалось, я медленно схожу с ума, и вместо хора мальчиков и огранной музыки меня ждет заливистая серена медкареты и люди в нарядных белых халатах. То, что я видел накануне никак не вязалось с тем, что я видел теперь. Остатки сохранившегося разума со скипом проворачивали в голове события минувшего вечера и пытались срастить с делами сегодняшними, но явно не справлялись.

– Я пришел вернуть тебе долг, – немного нараспев протянул Рим, осматриваясь так, будто попал сюда впервые.

«Похоже о минете не может быть и речи, – так же нараспев подумал я и, тут же опомнившись, добавил, – прости, господи».

А на вопросительный взгляд Рима, я лишь пожал плечами, дескать: «Ну, о’кей. Я не просил, но раз уж пришел, я не против».

И тут вдруг Рим осел на корточки и, прыснув, звонко расхохотался. Подъездное эхо пронесло этот смех по этажам, и я осторожно прикрыл дверь, продолжая смотреть ополоумевшим взглядом на вошедшего.

– А-а-а-а… Влад, ну у тебя и физиономия, – простонал он сквозь смех и принялся растирать ладонями увлажнившиеся глаза. – Это просто… просто… – он не нашел подходящего слова и закатился снова.