Кристофер Николь - Рыцарь золотого веера

В комнате вдруг стало так тихо, что даже визгливый, немного нервный смех юноши вскоре оборвался. Глаза всех присутствующих были обращены на Иеясу.

Принц улыбнулся:

– Как ты говоришь, принц Хидеери, смешное предложение. Но, по крайней мере, пока мы вместе смеёмся, драться мы не будем. Я должен подумать о других, лучших способах оставаться в хорошем настроении.

Два мальчика медленно и осторожно раздевали принца. На них самих оставались лишь кимоно с уже развязанными поясами. Это был их долг – быть готовыми ко всему, что пожелает от них господин. Но сегодня он был задумчив, сам завернулся в ночное кимоно и завязал пояс. Он жестом отослал юношей, и в комнату вошли Хидетада и Косукэ но-Сукэ.

– Удачный вечер, отец мой, – заметил сегун, садясь на возвышении.

– И всё же мой господин не выглядит довольным, – возразил Сукэ, садясь на коленях ступенькой ниже.

Иеясу хлопнул в ладоши, и мальчики внесли зелёный чай.

– Все эти годы мне представляли мальчишку недоумком. А он не глупей меня.

– Но он всё ещё мальчишка, – отозвался Хидетада.

– И это беспокоит меня больше всего. Ему сейчас восемнадцать. В его возрасте я сражался вместе с Одой Нобунагой и Тоетоми Хидееси у Окехадзамы. И никто из нас не сомневался, что мы доберёмся до Киото. Но они боялись меня уже тогда именно потому, что мне было восемнадцать, а им – лет на десять больше. У меня была молодость, энергия… И у меня было время.

– Значит, мой господин… – начал Сукэ.

Иеясу взмахом руки отослал мальчиков из комнаты.

– Только война, другого выхода нет. И это твоя война, Хидетада. Судьба твоя и твоих детей зависит от тебя.

– Я знаю, отец мой. Если бы нам удалось выманить Тоетоми из их крепости…– Этого мы никогда не сделаем, не давая заверений в их безопасности.

– Но осаждать Осаку, мой господин, – покачал головой Сукэ. – Это огромное дело.

– К которому мы должны приготовиться. И даже больше чем к этому. Мы должны подготовить предлог, и такой, что, даже если осада затянется на месяцы или годы, поддерживающие нас даймио не потеряли бы веры в правое дело. Тоетоми должны быть не правы.

– Да, мой господин, – отозвался, нахмурившись, Сукэ.

– И мы должны быть вооружены не хуже их. Они ищут пушки.

– Португальцы ничего им не дадут, – презрительно бросил Хидетада.

– Не будь чересчур самоуверенным, сын мой. Священники хорошо знают о твоей ненависти к ним и предпочтут Хидеери в качестве правителя Японии. Во всяком случае, голова мальчишки занята сейчас другим. Мы должны опередить его в отношении испанцев. Сукэ, я хочу, чтобы ты отправился к Андзину Миуре.

– Мой господин?…

– Он уже достаточно долго пробыл в опале. Ему можно доверять, и он знает этих европейцев.

– И он так же горд, как все европейцы. Кимура докладывает мне, что тот проводит много времени в размышлениях и улыбается только своим детям.

– Он злится, ведь ему кажется, что я лишил его своей благосклонности. Напомни ему: то, что он до сих пор живёт и процветает, – тоже проявление моего доброго отношения. И передай, что у него есть возможность снова оказаться в зените. Ему нужно будет отправиться на Разбойничьи острова, чтобы встретиться там с испанцами.

– Вы отпускаете Андзина Миуру из Японии, мой господин?

– Он вернётся, – ответил Иеясу. – Он улыбается своей жене и детям, как говорит Кимура. А они ведь останутся здесь. Кроме того, на Западе его никто и ничто не ждёт.

– Вы доверите ему дипломатическую миссию? – спросил Хидетада. – Человеку, который уже однажды подвёл вас своей вспыльчивостью и романтическими устремлениями? Такие качества не для дипломата. А теперь под вопросом даже его храбрость. – Только не для меня, мой сын. И сейчас он стал старше, умнее. Кто знает, может быть, ему удастся убедить и голландцев прибыть сюда.

– Голландцы, – бросил зло Хидетада. – Испанцы. Португальцы. Меня огорчает, отец мой, что вы собираетесь отдать Японию в такую зависимость от этих варваров-иностранцев, от их коварных вероучений и заносчивых замашек. Лучше выкинуть их всех прочь. Уничтожить всё заморское влияние здесь, в Японии. Казнить всех священников. Давайте повернёмся к Западу спиной. Осака не так уж неприступна, Ода Нобунага ведь взял её.

– Сорок лет назад Осака была всего лишь монастырём, – сказал Иеясу. – Исида Норихаза и братья Оно – не монахи, они профессиональные воины. И не забывай, что Хидееси укрепил оборону замка, превратив его в сильнейшую крепость империи. А когда мы выведем наших союзников на поле боя, мы не сможем позволить себе проиграть. Сукэ, ты отправишься в Миуру на рассвете.

Солнце, медленно поднимающееся на востоке, первым делом залило светом забор стоящего на мысе дома, потом хлынуло во двор, взобралось на крыльцо и просочилось сквозь ставни. Оно наполнило спальни, заблестело на циновках, коснулось маленького, бледного лица. Солнце было долгожданным гостем после недели дождей и бурь, наделавших достаточно бед. Но теперь небо очистилось, и солнце спокойно освещало землю. И Сикибу-великолепную.

Уилл сел. Сердце его гулко стучало в груди, но сегодня даже солнце волновало. Потому что сегодня будет очень важный день. Самый важный день за долгие годы. Важнее даже того дня, когда два года назад у ворот его дома появился Сукэ. Это было свидетельством того, что его проступки прощены. Почти. При условии, что он остался в глазах принца тем же человеком, каким ступил на эту землю. Человеком-талисманом. Тот день тоже был достаточно волнительным. Пять долгих лет он перебирался в галере на другую сторону залива, чтобы руководить постройкой двух кораблей, ставших его подарком Японии. Нежеланным подарком, потому что и сам он стал нежеланным. Корабли покачивались на якорях недалеко от берега и ни на что больше не годились. И не пригодятся, думал он. До того момента, как ему приказали набрать команду и отправиться в Манилу. В тот день он снова стал живым человеком, и Сикибу заплакала.

Он отбросил простыни, встал, вышел на порог. Горы вокруг, казалось, тянутся бесконечной цепью, касаясь белых облаков зеленью своих склонов. День был таким ясным, что ему даже показалось – вдали виднеется гора Асо. В утробе Асо постоянно что-то ворчало, и никто не мог сказать, когда будет новое извержение. Как никто не мог сказать, когда земля вновь начнёт трястись и разверзнутся под ногами улицы городов. Это Япония, образ жизни и постоянное соседство со смертью, пропитавшее все слои общества и, возможно, явившееся причиной как агрессивности самурая, так и пассивности ита. Способ жизни в шаге от могилы, что придавало особый смысл самой жизни и делало размышления о жизни загробной бессмысленными и бесполезными. Образ жизни, достойный восхищения. По крайней мере, для Андзина Миури.