Кейт Листер - Удивительная история секса. Взгляд сквозь века на одну из самых табуированных тем человечества

Синоним quaint использовался и в других книгах. В итальяно-английском словаре 1598 года Джон Флорио использует его в качестве синонима к слову cunt. Игривое двойное значение слова quaint встречается также в стихотворении Эндрю Марвелла «К стыдливой возлюбленной»:

Можно предположить, что и Уильям Шекспир в сонете ХХ (1609) использовал слово «acquaint» в качестве игры слов «quaint» и «cunt». Вообще, надо признать, что если кто и умел использовать cunt в комическом контексте, так это Шекспир. Возьмем, к примеру, «Гамлета». Во второй сцене третьего акта Гамлет спрашивает Офелию: «Леди, можно к вам на колени?» Офелия отвечает: «Нет, милорд». Гамлет спрашивает: «Вы думаете, у меня были грубые мысли?» («Do you think I meant country matters?») Когда Дэвид Теннант играл Гамлета, он специально выделял первый слог, чтобы подчеркнуть двусмысленность выражения «Cunt-ry matters». В «Двенадцатой ночи» (акт II сцена 5) Мальволио так описывает почерк своей хозяйки: «Клянусь жизнью, это рука госпожи: это ее эры, ее эли; а так она пишет большое П. Тут не может быть и вопроса, это ее рука». Репутация великого барда была слишком высока, и эти вольности были ловко заметены культурологами под коврик, но в пьесах Шекспира немало двусмысленностей и весьма соленых шуток. В 1807 году шокированный Томас Баудлер недрогнувшей рукой вычистил все грубости, чтобы Шекспира могли читать женщины и дети – так появилось издание «Шекспир для семейного чтения». Естественно, ни одной «киски» там не осталось. Кроме того, в «Гамлете» Офелия не совершает самоубийства, из «Генриха IV» напрочь исчезла проститутка Долль Тершит, а в «Ромео и Джульетте» пикантная фраза Меркуцио «сводня-стрелка указывает острием на полдень» превратилась в самую простую «стрелка показывает на полдень». Отсюда в английском языке появилось выражение «баудлеризация», то есть удаление из текста фраз, которые могут показаться сомнительными.

«Киска» постоянно фигурировала в откровенных балладах современников Шекспира. Они не считали нужным маскировать свои двусмысленности. Пьетро Аретино в «Рассуждениях Нанны и Антонии под фиговым деревом» (1534–1536) призывает читателей отказаться от цветистых эвфемизмов и говорить напрямую: «Пожалуйста, говори по-человечески, то есть называй своим именем и «ху», и «пи», и «жо», потому что только члены Ученой Академии способны понять, что это такое – парадный вход и черный, гвоздь в дыре, порей на грядке, засов на двери, ключ в скважине, пестик в ступке, соловей в клетке, черенок в ямке, ворота, клистир, кинжал в ножнах, колышек, посох, пастернак, яблочки, этот самый, эта самая, эта штука, это дело, эта история, то самое, рукоять, стрела, морковка, корень и все остальное дерьмо, которое застревает у тебя в глотке, потому что ты хочешь ходить на цыпочках в деревянных башмаках… так что впредь там, где «да», говори «да», там, где «нет», – «нет», иначе – берегись!» В шотландской пьесе «Филота» (1603) есть такая строчка: «протянул руку и схватил ее за киску». А Джон Кроуч в Mercurius Fumigosus (1654) воспевает «киску и добрую компанию». Но надо все же признать, что известные писатели, такие как Шекспир и Марвелл, использовали «киску» лишь в качестве пикантной приправы и старались маскировать ее разными намеками в меру возможности. Это позволяет предположить, что уже во времена Шекспира слово стало подвергаться цензуре.

Неслучайно именно в то время стали появляться первые законы по запрету сексуально непристойных материалов. Первый в Британии парламентский билль по запрету «книг, памфлетов, стихов, песен и других произведений, которые описывают распутную, богомерзкую любовь», был составлен Уильямом Ламбардом в 1580 году. Лицензионный акт 1662 года запрещал публикацию любых «еретических, подстрекательских, раскольнических или непристойных книг или памфлетов, где описываются или утверждаются любые доктрины, противоречащие христианской вере». Язык – это мощное средство социального контроля: как только секс стал подвергаться запретам, слова, связанные с ним, стали табуированными. Как можно наслаждаться сексуальностью собственных тел, не терзаясь стыдом, если слова, которыми она описывается в речи, мыслях или на бумаге, считаются непристойными? Эллис Кашмор считала, что вытеснение слова cunt в сферу непристойности – это результат массовой сексуальной цензуры и зарождения «скромности»: «С правилами пришли манеры, с манерами – вежливость, с вежливостью – скромность, а слово cunt было связано с теми частями тела, которые всегда закрыты одеждой, следовательно, ему не осталось места в скромной речи». Особо жесткой цензуре и наказаниям подверглась женская сексуальность, а «киска» была символом того, что пуританские правила стремились подавить.

К XVII веку «киской» стали пользоваться для того, чтобы шокировать читателей, и одним из тех, кто всей душой принял эту извращенную логику, был Джон Уилмот, граф Рочестер (1647–1680), английский поэт, придворный короля Карла II. Уилмот любил дебоши и сексуальные излишества, и условности общества для него не существовали. Если парламент Кромвеля пытался подавить сексуальность, Рочестер оседлал приливную волну, которая взмыла вверх, как только пуританскому правлению пришел конец. Джеффри Хьюз прекрасно сказал о Рочестере: «Ему нравилось смотреть на мир с уровня паха».

Стихотворение Уилмота «Совет торговке “киской”» начинается так:

Свое влечение к женщине он описывал так: «Мне хочется коснуться любой части ее тела; ее рука, ее нога, весь вид ее – это «киска» (1680). Персонажей своей пьесы «Содом» (1684) он назвал «королева Кунтигратия (Cuntigratia)» и ее «служанка Кунтикула (Cunticula)». В «Прогулке по Сент-Джеймсскому парку» (1672) слово cunt встречается восемь раз – поэт все сильнее ревнует свою любовницу к другим ее ухажерам:

Нам хочется видеть в стихах Рочестера воспевание сексуальности, но он испытывал сильнейший гнев и ненависть к «кискам» и их хозяйкам. В «Содоме» он называет «киску» «грязным горшком любви» и заявляет, что «каждая, у кого есть «киска», будет шлюхой». В его стихах немало унизительных, гротескных описаний пораженных болезнью, лысых, кусающихся, диких «кисок». В «Прогулке по Сент-Джеймсскому парку» ненависть к желанным женщинам (и их гениталиям) проецируется на других мужчин, которых он называет «дворняжками», неспособными противостоять жажде «киски»: