Юлия Безбородова - Элис

Иногда Элис спрашивала себя, что сказала бы ее мать, узнав, что она замужем за человеком, который методично, год за годом, уничтожает все, что она так любила в прежней жизни, когда еще носила девичью фамилию Альварес. Поначалу Элис воспринимала замужество как возможность начать с чистого листа и попрощаться с призраками прошлого, мучившими ее много лет в кошмарах. В этих снах, столь реальных, что Элис наутро еще долго не могла прийти в себя, ей снился Жуан, который не мигая смотрел на нее своими черными глазами и осипшим голосом говорил ей nunca me sueltes [6] Не отпускай меня (исп). . Он повторял это снова и снова, протягивая к Элис почерневшие, обугленные руки, а затем заходился громким хлюпающим кашлем, от которого сотрясалось все его тело, и с жутким, нечеловеческим воплем извергал из себя окровавленное тельце нерожденного ребенка. Элис пыталась поднять его с пола, прижать к себе и вдохнуть жизнь в обездвиженное тело, но стоило ей прикоснуться к крошечному существу, как оно таяло прямо у нее на глазах, разлетаясь хлопьями пепла.

Элис просыпалась со слезами, громко вопя от ужаса, и Альберт, разбуженный безутешным горем женщины, вновь потерявшей ребенка, принимался ее успокаивать, мягко поглаживая по волосам. Элис так и не смогла признаться мужу в своем грехе и выдумала историю про незнакомца в маске, который преследовал ее во сне. Элис знала, что у Альберта нет от нее секретов и он ждет от нее такой же откровенности, но она не смогла рассказать ему об аборте; не осмелилась выдавить из себя правду, с которой она сама была не в силах примириться, заставив себя вычеркнуть это воспоминание, насквозь пропахшее страхом, унижением, больничной палатой и чем-то вязким, тяжелым, напоминающим кровь.

* * *

Элис вздохнула, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение. Она уже несколько минут сидела на холодной скамейке, бессмысленно уставившись в пространство перед собой. Проходящая мимо школьница с розовым рюкзаком, который был вдвое больше нее самой, бросила на нее испуганный взгляд и крепче прижалась к матери. Элис поджала губы и отвернулась. Голова гудела от боли, а пальцы рук не слушались и отказывались согнуться, чтобы вытащить вибрирующий мобильник из кармана джинсов. Еще до того, как Элис поднесла телефон к лицу, она уже знала, кто ей звонит. Это мог быть только один человек. Альберт.

Сделав над собой усилие, Элис сжала телефон в ладони и прижала его к уху.

– Алло, – сказала она.

– Милая, – в трубке послышался взволнованный голос Альберта. – Хотел сказать, что вернусь сегодня поздно. Очень много дел на работе.

Элис протяжно вздохнула. И ради этого он звонит ей посреди дня – чтобы предупредить, что придет на полчаса позже обычного?

– Альберт, я помню. Ты говорил это утром, – Элис старалась, чтобы ее голос звучал мягко, но в нем проскользнули язвительные нотки.

– Дорогая, что-то случилось? – Альберт снова включил свой обеспокоенный тон, отчего Элис невольно стиснула зубы. Услышав крики детей, играющих на площадке, он на секунду замолчал. Когда он заговорил снова, его голос звучал жестче. – Ты что, не дома? Где ты?

Ну конечно, вездесущий Альберт не мог смириться с тем, что что-то осталось за пределами его контроля.

– Вышла прогуляться, – отозвалась Элис. – Или мне нельзя выходить на улицу без твоего ведома?

– Дорогая, что за глупости! Ты можешь делать все, что хочешь.

Элис промолчала. Альберт громко выдохнул в трубку, не зная, как поддержать разговор.

– Я люблю тебя, – наконец пробормотал он.

Каждый раз когда Альберт признавался ей в любви, Элис не покидало чувство, что он делает это только затем, чтобы вытянуть из нее ответное признание. Элис знала, что Альберту было важно услышать от нее эти слова; не чувствуя исходящей от нее любви, не греясь в лучах ее тепла и ласки, он хотел получать хотя бы формальное, словесное выражение ее привязанности.

Элис вздохнула, чувствуя себя растянутой на пыточной доске.

– Я тоже тебя люблю, – выдохнула она.

– Целую. Увидимся дома.

Альберт отключился, и Элис с облегчением убрала мобильник обратно в карман. Внимание мужа тяготило ее; будь ее воля, она вообще запретила бы ему писать ей эсэмэски и беспокоить бессмысленными и навязчивыми звонками. Меж тем, Альберт любил присылать ей всякие глупости и обижался, если она долго не отвечала. Он звонил ей без особого повода, просто желая услышать ее голос и проверить, чем занята Элис, пока его нет дома. Он сам ей об этом говорил – про голос; про контрольный звонок Элис додумала сама, зная о болезненном пристрастии мужа держать все под контролем. Она была уверена, что иногда, когда она долго возилась в ванной, Альберт украдкой читал сообщения в ее телефоне, но Элис вовремя удаляла то, о чем ему не следовало знать.

Согрев ладони горячим дыханием, Элис убрала руки в карманы плаща и вновь погрузилась в раздумья. Из головы никак не выходила та гадалка. От мысли, что незнакомая женщина как-то проникла в ее сознание и вытянула с его дна тайны ее прошлого, которые Элис отчаянно скрывала даже от самой себя, ей становилось не по себе. Она уже давно не слышала, чтобы кто-то называл ее Арасели. Ее прежнее имя эхом отзывалось в воспоминаниях, вновь устремившихся к Жуану, который всегда обращался к ней по имени, избегая ласковых слов. Альберт, наоборот, никогда не называл ее по имени: вместо тающего на языке Арасели он наградил ее банальным, отвратительным в своей простоте и резкости словом Schatz [7] Сокровище (нем.) , напоминавшим ей ругательство [8] Имеется в виду Scheiße (нем.) – дерьмо. .

Элис вскинула руку, чтобы посмотреть на часы. Половина пятого. Пора возвращаться домой. Она встала со скамейки и, окинув грустным взглядом детей, играющих на площадке, засеменила в сторону вокзала. Подумать только, она полдня потратила впустую, пытаясь найти мужчину, запавшего глубоко в сердце; а затем еще несколько часов бесцельно бродила по станции, на которой сошла та гадалка. Элис сама не знала, чего она от нее хочет, – выпытать, откуда ей все известно, или узнать хоть что-то о загадочном господине Р., никак не выходящем у нее из головы. Невзирая на то, что женщина посоветовала Элис не торопиться и запастись терпением, она не могла пустить все на самотек. Ей казалось, что перестань она думать о том мужчине, его образ, такой соблазнительный и манящий, навсегда исчезнет у нее из головы; и даже если они когда-нибудь встретятся снова, Элис не сможет его узнать.

Через несколько минут подошел поезд. Элис забралась в многолюдный вагон. Она огляделась по сторонам, надеясь различить в веренице уставших, неприветливых лиц, спешащих домой с работы, улыбающееся лицо господина Р., но в вагоне его не было. Элис разочарованно вздохнула, прижалась лбом к запотевшему стеклу и прикрыла глаза, вслушиваясь в гудение движущегося поезда, веселый девичий смех, раздававшийся с соседнего сиденья, и мяуканье кошки, примостившейся на коленях у пожилого мужчины.