55 Гудвин - Восстал из пепла Фиванский отряд. История I – Знакомство

Д'Эстре читал быстро, но, судя по вопросам, которые задавал, довольно внимательно. Мы вместе посидели над картами лесов, где вероятно спрыгнул с парашютом угонщик, прошерстили списки менеджеров “Боинга” за семидесятый год, обсудили, как можно легализовать двести тысяч, не засветив номера купюр, и очнулись только тогда, когда один из угрюмых олсеновских парней принес нам обед.

– Затягивает, да? – хмыкнул я, вынимая телефон из рук Д'Эстре. Дориан выглядел так, будто только что резко проснулся. – Ничего, – я хлопнул его по плечу, – сейчас попробуешь местную кухню – быстро придешь в себя. От ужаса.

– Еще чего! – вскинулся Д'Эстре. – Мне обещали, что еду будут доставлять специально для меня. Эймос – мой начальник охраны, сказал, что проследит за этим.

– Все верно, – пробурчал олсеновский посланец, – ваша еда здесь, мистер Д'Эстре, – он указал на один из металлических колпаков, закрывавших тарелки. – Ваш обед, агент Стоун, – он ткнул пальцем в другой.

– Что? – произнес Дориан.

Я с трудом сдержался, чтобы не цокнуть восхищенно языком. Как он это сказал! В одном коротком слове было все: и “Ты понимаешь, с кем говоришь, смертный?”, и “Что за чушь?”, и “Лучше бы это была шутка!”. Холод, ярость и угроза. Вот как, черт его возьми, он это делает?

– Я говорю… – начал было агент, которого явно не готовили в официанты капризным миллионерам, но тут же осекся. Я бы даже пожалел его, если бы не та глумливая рожа, с которой он указывал на мой обед, явно уступавший по качеству еде для Д'Эстре.

– Передайте своему начальству, что если это повторится еще раз, я выйду к прессе с заявлением о том, что ФБР работает спустя рукава и не может раскрыть громкое покушение, – отчеканил Дориан. – Завтрак, обед и ужин для агента Стоуна записывайте на мой счет. Можете идти – хотелось бы пообедать, пока еда не остыла.

В этом его тоне была какая-то магия. Потому что попробуй я указывать агенту, пусть и младше меня по званию, но из другого отдела, послал бы он меня далеко и надолго. А вот перед Д'Эстре он вытянулся в струнку и вышел, едва ли не печатая шаг.

– Я ошибся, – прокомментировал я. – Не в ФБР тебе надо. В президенты – из тебя получится отличный главнокомандующий.

Дориан ответил скептическим взглядом – не говори, мол, глупостей, и тряхнул головой, словно сбрасывая ощущение от неприятной сцены. Золотистые волосы сверкнули в луче солнца, косой стрелой влетевшего в иллюминатор, и я невольно залюбовался этой картиной. Казалось бы, Д'Эстре не девчонка, чтоб на него любоваться, но красота его была той особой силы, что восхищает любого, независимо от пола. В конце концов, наслаждаемся же мы видом греческих статуй и работами мастеров Ренессанса.

– Давай есть, – предложил Д'Эстре, оборвав мои размышления, и сам подтолкнул тележку к столу.

– Спасибо, – поблагодарил я, перед тем, как взяться за еду. – Мне чертовски понравилось, как ты его осадил, но это было не обязательно. Не стоит тратить деликатесы на человека, который не способен их оценить.

– Заткнись, а? – сказал Дориан просто и твердо, и я заткнулся.

Мы принялись за еду. Д'Эстре обозвал Олсена идиотом, а меня – проклятым искусителем за то, что в своем предзаказе, который мне теперь принесли, я указал жареную картошку. В итоге мы просто таскали куски друг у друга из тарелок, не обращая внимания на то, где здоровая пища Д'Эстре, а где – моя вредная. Думаю, ему пренебрежение правилами этикета далось непросто, но он почти не показывал этого, а к концу обеда, похоже, вошел во вкус и развеселился. Надеюсь, что так, ведь всю следующую неделю эта вакханалия продолжалась за завтраками, обедами и ужинами. Не знаю, почему, но при всем разнообразии блюд, на моей тарелке неизменно оставалась горка того, без чего Д'Эстре жизнь не мила, а на его – что-то, что мне хотелось как следует распробовать.

К парным упражнениям мы тоже быстро привыкли, чувствовали без лишних слов, где надавить сильнее, где поддержать. Вообще, на исходе недели я с удивлением заметил, что никогда прежде сосуществование с другим человеком не давалось мне так легко. С Ларой так не было никогда, даже в медовый месяц.

Впрочем, возможно, это мне казалось – все хорошо и просто. Д'Эстре явно был не из тех, кто станет жаловаться, и угадать, что его что-то беспокоит, можно было только внимательно за ним наблюдая. К счастью, у меня этой наблюдательности всегда было в избытке. Иначе так и продолжал бы мучить его запахами местных дешевых (с его точки зрения) шампуня и мыла. Я хотел как лучше – чтобы он не тратил на меня свои ценные запасы, но, оказалось, “дешевые запахи” раздражают Д'Эстре едва ли не до трясучки. Пришлось перейти на его дорогущие средства.

А вот с домашней одеждой я ничего поделать не мог, пришлось Дориану смириться с моими унылыми синими костюмами. Не разгуливать же мне целыми днями голышом. То есть, я мог бы, но в какой-то момент, сам не знаю, почему, почувствовал, что это неправильно. Хотя стеснительность Д'Эстре прошла довольно быстро, и уже с третьей ночи каждый из нас устраивался на ночлег на своей половине кровати в одних трусах. Границу из подушек мы так и не проложили – хватило того, что у каждого было свое одеяло.

К воскресенью я увидел, что глаза олсеновских парней, горевшие поначалу умеренным азартом, потухли вовсе, и сделал вывод: до поимки преступников им как до луны пешком.

– Ты очень огорчишься, если мы отложим очередной сеанс игры в детективов? – спросил я, вернувшись после встречи с командой вашингтонских пустозвонов. – Я выбил нам прогулку. Готовься, дорогой, нас ждет каминг-аут 6 6 Каминг-аут – англ. “coming out”. В прямом смысле слова – выходить наружу, в переносном – открыто объявлять о своей гомосексуальности. . Во всех смыслах, кроме раскрытия легенды, конечно.

***

Стоун оказался… занятным. Пожалуй, именно это слово. Ненавязчивым, веселым и даже местами образованным. Конечно, пробелы были, и чудовищные, но я деликатно старался обходить лакуны, едва их нащупывал, и буквально заставлял себя не исправлять ошибки, не дополнять неточности и не читать лекции. В общем, как мог пытался быть приятным собеседником и соседом. Впрочем, это было ненапряжно: характер у фэбээровца оказался легкий, и тыкать его лицом в грязь не хотелось. А еще Джон оказался на диву деликатным и внимательным, замечая и прислушиваясь к моим желаниям, даже невысказанным. Это… удивляло. Обычно мой снобизм пытались переломить – те, кто мог себе это позволить – или высмеять за глаза – те, кто не смел со мной поспорить. Стоун же… Кажется, он искренне уважал мои привычки и не считал их заебами богатенького придурка. Или считал, но все равно уважал. И это чертовски подкупало.