Кирилл Станишевский - Как я однажды стал поэтом. Сборник стихотворений

Умудряешься издавать изувеченный крик,

До сих пор не поняв, что тонешь,

И в предсмертных конвульсиях бредовых, мол уже поник,

Собою же себе истощённо стонешь.

3.01.2014

*

Киношник, лицемер, безнадёга,

Сколько ты ещё вытравишь, сколько исполнишь?

Имитация не была и не будет талантом,

Но взглядов невинных проницательность ты горбишь,

Как крыса плодишься даже под гранитами, но притворяешься гигантом,

Поселившись в каждом дне, в науке, в политике,

Установив в дома и почивальни телевизионный сканер,

Просветивший насквозь все умы, все углы,

Искоренив всякий разума след,

Чтоб никто не спросил, и чтоб даже не искали,

Кто поник во всём этом, кто без следа исчез.

3.01.2014

*

Я рисую буквы на тетрадной плоскости,

И лишь этим я сейчас займусь,

Буду росписью чернильной броскою,

В уши капать и тереть глаза,

Чтоб не показалось, не послышалось б им мало,

А если много окажется вдруг,

То размажь остатки по лицу,

Чтоб хорошо на сердце стало,

Чтоб было что умыть и чем-то чистым покрасоваться в свету.

7.01.2014

*

Балет мерзавцев безнадёжно скребущих паркет,

Что и науку попусту зубрят, ни одного открытия выдавить из себя не сумев,

Да чёрт с ней со всей безнадёгой!

Приду ка с работы, пожарю омлет,

Черкану все эти буквы в компьютер, а потом загружу в интернет.

У ля ля, тра ля ля, вместе весело живём мы, я и я.

Бейся хоть с разгону в стену или по уху с размаху шлёпай,

Всё равно никто не слышит ни хрена,

Все хотят крошить батоны!

А кто поле вспахать хочет, А?!

p.s. Лев Николаевич Толстой хотел.

7.01.2014

*

Ещё немножечко стихов:

24.07.2014

Знаешь, мне кажется, я хочу однажды выпить с тобою абсента, понемногу, так чтоб это было ничем, кроме вкушения мига заветного. Как то на самом деле, впервые, но в последний раз, без определений, как никогда не встретиться, чтоб навеки расстаться. Или всё же дано тому мигу случаем обстоятельств разукрашенных раз за разом случаться, мол, не постигший изгнание в вечном скитании беглец от собственной воли, но и рабству изменник? Нам завидует Ван Гог в своих полотнах, а единственно признанный сюрреалист Сальвадор, видимо кистями изнемог. Вот это "понемногу", скорее сокрытое в потаённой жажде "до усрачки", до титанических конвульсий, где вскрыты клочки всех однажды сжатых в ладони капель сокрытых глубин, при первом касании воспаривших изнанкой накатом с приливом истомленной ожиданием той самой волны. Это единственная вертикальная волна в своём роде, со дна сразу в небо, без гребней изгорбленных.

*

25.07.2014

Ну что же, ну что же! Как быть мне? Ведь я не прост, как прост оскотинелый вельможа, но до брезгливости противен, придирчив, испорчен, и в том неосторожен.

Сама безнадёжность жмёт плечами при виде моём, словно ей язык оторвали и замотали сукном под тугие узлы.

Как бы там ни казалось всем тем, кто мечтой озарённые…

Со мной очень сложно, со мной очень сложно.

У меня не будет никогда ничего, я избавлен от нужд, что скребут твою черепную коробку.

Так откуда мне знать, что тебе интересно именно это?

Я озабочен веками, я озадачен безбрежным ансамблем,

И пусть я сгнивая узнаю, что ни разу не показался робким.

Нет? Тогда скажите мне сами, тогда скажите мне сами! Соизвольте.

*

25.07.2014

Ну, давай, взойди ещё разочек сегодня, в последний истомлённый час,

Жестом пред небесами склонным, рисуй, танцуй, пой в игре непокорённой,

И как же мог забыть я, в голове ветряной порой студеной, что люблю я не тебя,

А руки в кровь истёртые не лаской купидонной.

Тогда зачем же льётся так молва, как ручейная стезя со светом заплетённая?

Безумец, негодяй, никто и безымянный самозванец.

Зачем тебе всё то, что вывалено за край, но не отпускает окаёмку,

Зачем тебе изгнанник, собою высланный во мглу бездонную, да ещё и громкий?

*

25.07.2014

Казённый элеватор утилизирующий гавёные судьбы,

Там не нужен оратор, там един всем многоликий.

Истина глаголет безупречностью ироний, опередив все сути,

Лишь ей шептать и вскрикивать дозволением в пропасти воткнутым.

Ты так беспечно искала меня, а когда нашла, потеряла,

Сквозь пальцы сочится вода, но ещё вскипит и испарится.

Рук всегда не хватало,

Не удержишь свободу, если тебя рабство воспитывало,

Лишь мельком у заветных запретов чувство сброшенных оков обнажается,

Там я поник, там я потерян, там я воспарил, там я рождён,

Называй это хамством, но это нечто иное.

*

25.07.2014

Хренов эйдетизм мою голову изъел червями воображаемыми,

Месиво, творожковый замес пронизан застывшими пузырями,

Я ломтик тебе отломлю, возьми и вкуси эту сладость солоноватую,

Нет ничего подобающего, нет здесь и странностей.

Азмъ есмь что? Не надо лукавить,

Я не многим тебе пригожусь, лишь от радости к смертным порывам вяжусь,

И это в пределах пространственных 3х2,5.

Представь, что будет с изгибами, когда подле скитающихся нимф окажусь.

Музы ревнуют, вьются вокруг и ревут,

Вместо того, чтоб они вдохновением меня истерзали, приходится их успокаивать,

Словно дети капризами в бытие продетые опеку нашли,

Вот и пришли, вот и пришли покорять шероховатости рук несдержанных,

Где здесь Олимп, подскажите.

*

25.07.2014

Глядя на лица можно взращивать генеалогические деревья,

Наверно поэтому кот учёный ходит по цепи кругом,

Там где у лукоморья дуб зелёный и бородатый воевода дядька Черномор,

Главное чтоб не тупицами писан был всевышний мира всея закон.

Мне только б и искриться, но мотивы смертных скудны,

Всё сам нахожу, всё сам и ищу! Ну, вот кому это надо, как не глупцу?

Ведь скудным скудное сгодится за несметные богатства,

И оттого скудные ценятся в мире скудном во всём.

*

26.07.2014

Я дарю тебе луну и ночь, звёзд мерцающие блики, отдаю весь день и солнце, аромат ветров притихших,

Неосязаемой силой тяготеет бродячий дух моей груди,

Он от света млеет невиданной ему души и словно крот в слепую верит,

Что настигнет край, что полетит,

Но роет, роет и беспечно в тиши глубинной сник.

*

26.07.2014

Рисовал тебя небесными телами, на руках остались шрамы, все измалёваны холсты,

Безостановочною былью вселенский трепет я цежу, и где бы ни был, всюду оказывался первым,

Но в тот же миг без следа простывал и вновь являлся тут.

Так откуда и кому же знать, чему здесь прослывать, если всё представ заветным не перестаёт в забвении скитаться, а плетущаяся явь узлами не полнится, она испытывает грань, довлея всё в неё, и лишь тому дано пробиться, что за край прольётся светлым самородком вздымающим самим себя, избавившись от карнавала, что прячет лик невольною истомой.