Ханна Рутер - Медуза

На море был полный штиль. Ветра не было и на суше. Ноябрьское солнце ласково пригревало, чайки лениво дремали на воде, в одной из лодок, откинувшись на пластиковый борт, наслаждался последними тёплыми осенними лучами то ли рыбак, то ли матрос. Казалось, все впали в ленивую сиесту. В звенящей осенней тишине не возникало ни звука, ни резкого движения. Только муравьи, бесшумные трудяги, стройным ручейком передвигались по пирсу, огибая ножки её скамейки. Она всматривалась в муравьиный ручей, издалека он казался полноводным и нерушимым, вблизи можно было заметить выбивающихся и спешащих в обратную сторону навстречу течению индивидуалов. Некоторые муравьишки, идущие в потоке, застывали на несколько секунд, как бы крутились на месте, затем снова вливались в поток и продолжали свою неведомую миграцию. Она вспомнила, что где-то читала, как муравьям удаётся слаженно общаться друг с другом при смене места обитания – они ориентируются на идущих по бокам соседей и продолжают двигаться, пока видят в поле зрения чёрное тельце бегущего рядом. Как же тогда эти, идущие реверсом навстречу потоку, сбиваются с пути, и какая у них цель.

****

В детстве она очень сильно хотела домашнее животное, но родители были категорически против. В детском саду она придумывала себе домашних питомцев, в основном, умных и ласковых собак, рассказывала про них истории другим детям и даже воспитателям. Подвигами была так вдохновлена одна из воспитательниц, Нина Петровна, что поинтересовалась у забирающих её поздним вечером, родителей, как поживает эта удивительная собака. Мама сдала её с потрохами, честно ответив, что никакой собаки у них нет и не было, и все рассказы – это всего лишь буйная фантазия их неуёмной дочери. Эх мама, мама, почему ты не записала эти рассказы и дала в ней умереть начинающему писателю. Дома, естественно, за такое наглое враньё её хорошенько наказали неустающим отцовским ремнём.

В младших классах на выходные она приносила домой клетки с хомячками или морскими свинками. Они были мягкие, милые и неприхотливые пушистики, но абсолютно не отвечающие ни преданностью, ни узнаванием, ни каким-то подобием любви к человеку. А однажды на даче они нашли живого ежа. Ей предложили взять его домой на пару дней и затем принести обратно в следующий раз. С огромным возбуждением она всю дорогу обсуждала, чем его кормить дома, как обустроить домик в большой картонной коробке, и представляла, как она станет первой во дворе девочкой с ручным ежом.

Дома она оборудовала ёжику картонную коробку с мягкой подстилкой, налила в пластиковую крышку отстоявшейся воды, а в другую положила дольку яблока и варёный картофель из борща. Всю ночь ёж скрёбся и шуршал в коробке, мешая им спать, его вынесли в коридор, за закрытую дверь комнаты, а утром она нашла его бездыханное мягкое тельце на дне коробки. Ёжика они похоронили за пятиэтажкой в жирной податливой после дождя чёрной земле.

Она очень долго выпрашивала у родителей собаку, придумывала ей имена, и рассказывала дворовым подружкам о появившемся в доме питомце, и тогда мама, сжалившись над ней, принесла домой маленького котёнка. Котёнок был растрёпанный, пугливый, жался по углам и постоянно писал под диваном. В первый же день она, вернувшись из школы, покормила его своим супом, убрала за ним и, оставив его одного дома, ушла на хор. Вернувшись, она обнаружила, что котёнку удалось открыть дверь в жилую комнату, и, видимо, его маленький желудок не смог переварить странную еду, и по поверхности ковра он оставил несколько коричневых кучек. За несколько минут до её прихода, домой зашёл отец, увидев всё это, он небрежно схватил котёнка за шкирку, накинул пальто и вышел за дверь. Она выскочила за ним, со слезами, немедленно выступившими на глазах, она висела на его руке и умоляла не выбрасывать котёнка на мороз: «Папа, папочка, ну пожалуйста, я всё исправлю! Не выбрасывай его! Он же замёрзнет!». Но отец был глух: «Ты не можешь даже за ним убрать. Сначала научишься убираться, потом проси собак или кошку».

Спорить с ним было бесполезно. Она вернулась домой и со слезами, застилающими глаза до жгучей рези, всхлипывая до икоты, оттирала ковёр от кошачьих какашек. Вернувшаяся с работы и задержавшаяся в магазине мама только пожала плечами. «Мама, ну почему ты пошла в магазин именной сегодня» – с горечью бросила она ей в спину.

А однажды всё-таки это случилось, и у них дома появился маленький щенок. Они ходили по старому рынку и заметили миленького щенка терьера в большой клетке. Это был двухмесячный эрдельтерьер, в которого они с отцом влюбились с первого взгляда, и уже той же ночью малыш поскуливал в коридоре, не в состоянии уснуть без маминого тепла. Эрдель оказался очень глупым и совершенно не приспособленным к дрессировкам. За полгода он так и не научился давать лапу, бегать за палкой, гулять рядом с хозяевами, тем более без поводка, зато она научилась начисто перемывать руками полы, стоя на коленках.

Он очень любил гулять, таскал её по всем пустырям и полянам за окрестными домами, преследовал любую собачонку, а дома не переставая скулил и поскрёбывал входную дверь. Всю зиму и весну она покупала в ветеринарной аптеке «Контрасекс» и пыталась успокоить его в особо острые периоды, когда он дома не переставая висел на её ноге, тыкаясь в колено мокрым животом, а на улице постоянно срывался с поводка, убегая за бродячими собаками. Но лекарство мало помогало. И ранней весной он оборвал поводок и убежал, больше никогда не возвращаясь домой. Соседи и знакомые собачники рассказывали, что видели его то там, то тут, хотели даже его поймать, но ловко уворачивался. Она искала его две недели, обходя по кругу одни и те же пустыри, застревая в грязи растаявших просёлочных дорог, постоянно посматривала в окно, но он так и не появился. А потом она его просто отпустила, не проронив ни слезинки.

По пятницам на крохотную парковку перед пирсом приезжал деревенский пикап с мешками овощей. Из старого, поржавевшего в нескольких местах, кузова мужчина и его две пожилые помощницы доставали сетки с разнокалиберными перцами, ящики с помидорами, огурцами, яблоками и айвой, пакеты с зеленью и цветной капустой. Примерно полтора часа они готовили прилавок к продаже и выкладывали свой товар, параллельно обслуживая редких покупателей, и только к обеду можно было увидеть работающий в полную силу рыночек.

Ей всегда казалось, что, когда они переедут в деревню, они вольются в жизнь местных жителей, будут рано вставать и также рано ложиться, а все магазинчики и лавки будут открываться в семь утра и закрываться ещё до ужина. В действительности, наоборот, практически все супермаркеты начинали работать не раньше девяти, также как и почта, банки, аптеки, логистические компании и прочие важные заведения, которые человеку, работающему по офисному графику, не представлялось возможности посетить. Когда она отвозила мужа на причал около восьми утра, редкая булочная открывала свои тёплые витрины. Поговаривали, что на набережной работает кооператив, где рыбаки продают с семи до девяти свежевыловленный ночной улов, но ей слабо верилось в существование такого графика.