Кика Салви - Кика - женщина с изюминкой. Любовные успехи и неудачи разведенной журналистки

Бледность и множество волосков на лице – вот что я увидела в нем. Заплывший глаз со слипшимися ресницами (может, из-за того, что я, вся измазавшись в шоколаде, спала на полу в гостиной) и сухие губы дополняли портрет. Невыщипывание бровей в течение десяти дней стало причиной появления черных точек, а зубы стали желтоватыми. Я пришла к выводу: «Мне срочно необходима ванна». А еще – крем, помада и пинцет. И с помощью угольков, которые все же теплились среди пепла, я начала возрождать в себе хозяйку жизни.

Исполненная решимости и здравомыслия, я первым делом вызвала водопроводчика, чтобы он починил душ. Я сказала ему: «Купите все, что необходимо, и, ради бога, разберитесь с этим как можно скорее». Не знаю, то ли мое осунувшееся лицо и гноящийся глаз, то ли запах немытых волос, но что-то подвигло этого господина к действию. Его родным был северо-восточный диалект, лишь при огромном напряжении слуха напоминающий португальский язык, и он был так скрупулезен и, одновременно, так быстр в работе, что представлялся мне Индианой Джонсом. Отбившаяся от рук ванная была снова приручена, и из присмиревшего ржавого душа забили струи горячей воды. Это явилось крупным достижением.

Следующий шаг заключался в том, чтобы вернуть привлекательность зеркальному отражению и, возможно, таким образом добиться взлета самооценки. Я взяла взаймы у соседки (которая никогда меня прежде не видела) лампочку в 60 Ватт, чтобы ввернуть ее в светильник над раковиной. Затем, исполненная отваги, я сразилась со всем тем злом, которое только могут причинить женщине нежелательные волосы. Теперь мне можно было показаться на люди.

Оставалось еще чуть меньше 10 дней до возвращения девочек, и самым главным было успеть подготовить для них комнату. Имея несколько тысяч реалов на текущем счете, я обегала пешком весь Теодоро Сампайо в поисках детской мебели. Теперь и речи не шло о гламурных и дорогих вариантах из салонов Габриэля Монтейру де Силвы, и эта ужасающе высокая концентрация дурного вкуса на квадратный метр действовала на меня угнетающе. Даже если б я была далеко не нищей, мое сердце все так же разрывалось бы при виде этих пыльных разноцветных витрин с мебелью пятой категории, которые оскорбляли долгие годы воспитания моего эстетического чувства, проведенные с моим (бывшим) мужем-архитектором.

Я со всем справилась за один день: кроватка Алисе, коробка для игрушек, толстый ковер, небольшой шкафчик малинового цвета в форме кота, пульт для телевизора и видеокассеты Диснея для девочек. Я купила самый дешевый видеоплеер, какой только смогла найти, и диван цвета касторки (или, точнее, цвета грязи; из тех, что маскируют любое пятно). И большущий разноцветный палас в гостиную, чтобы дети могли играть на полу (и чтобы мне никогда больше не пришлось спать прямо на холодном паркете, когда я напьюсь и буду слушать депрессивную музыку). Дом был готов.

И тут я получила предложение от директора редакции журнала «VIP», Марко Антонио, каждый месяц готовить статью на один разворот, отвечая на вопросы о сексе. Заработок был хороший (по сравнению с мизером, который обычно платят в журналах), фиксированный, и мне обещали разместить мой текст на самой выгодной странице журнала. Я должна была принести свою фотографию с изображением «психоаналитика Ваших снов» (колонка называлась «С Кикой на диване»). Это первое хорошее событие, которое произошло со времени развода. Я приняла предложение и отправилась в фотоотдел.

Редакторша, которая сразу мне не понравилась, старалась испортить мои пробные фотографии и сделать их как можно более вульгарными. (После этого случая между нами появилась стойкая неприязнь.) Она принадлежала к тому разряду женщин, которые на меня никогда не производили впечатления: блондинка (крашеная, конечно), в шляпке, из обычной (думаю, разорившейся) семьи с достатком в четыре сотни. Главной ее мечтой, скорее всего, было снова завоевать себе достойное место в обществе Сан-Паулу. Она ко всем обращалась «моя дорогая», но уже через секунду отзывалась о тебе недоброжелательно и всегда рада была распустить несправедливый, грубый или просто глупый слух.

Фотографии получились красивыми и вульгарными, как она и хотела, и, поскольку я так же была способна настоять на своем желании, как маленький ребенок – понять концепции вселенной, эти фотографии были опубликованы (к ужасу моего отца, моего бывшего мужа, моих братьев, всех юных провинциальных друзей моих братьев, моих еврейских свекра и свекрови и журналистов, работающих в редакции «VIP»; причем, некоторые были потрясены неожиданной смелостью и находили это забавным, а другие крайне негодовали).

Мои дочурки вернулись из путешествия, и я испытывала сумасшедшую радость оттого, что они были рядом. Они настолько похорошели и повзрослели с тех пор, как уехали на море, что я не могла наглядеться на них. Алиса, с ее светлыми волосами и огромными синими глазами, была очень загорелой, а на лице от загара появились типичные для светлокожих веснушки. И София, которая всегда была куколкой, казалась еще прекраснее с коричневой кожей и струящимися ровными волосами. Я обняла их и заплакала так, как никогда раньше не позволяла себе плакать при них. Они, естественно, испугались.

Могла ли я объяснить им, что они для меня – воплощение надежности и самых теплых чувств, на какие я только способна? А главное, они – залог выживания в этом хаосе из эмоций, который правил каждым моим днем и каждой ночью с того момента, как развод стал делом решенным. В общем, они были единственной опорой, какая у меня осталась, и единственной причиной, по которой стоило пытаться выкарабкаться.

Я накупила попкорна и сластей, украсила их комнату, приобрела зеленый с цветочками столик для рисования и потратила последние деньги на билеты в театр. В условиях, в которых я пребывала, лучше встретить их было невозможно.

Однако после первых, испорченных мной, десяти минут встречи последовала истерика Софии и упреки Алисы (в мой адрес, конечно). Все попытки обнять или поцеловать их встречали сопротивление и громкое «нет». Они отстранялись от меня. Так они меня наказывали, ведь развод совершился по моей воле, и Эду ясно дал понять это девочкам – не словами, но своим подавленным видом с тех самых пор, как я решила уйти из нашего дома. Ведь это я ушла из дома. Я положила конец существованию нашей семьи. Я покинула наш Очаг, бросила Мужа, Отца моих Дочерей. Я воплощала проклятие и рок семьи. Я – Мать, которая не считала, что сохранение семьи превыше всего. Я.

Первая сложность заключалась в моей неспособности исполнять даже примитивные материнские обязанности. Девочки не ели (если не считать леденцов, шоколада и попкорна), не спали, не хотели мыться. Алиса проводила дни за рисованием или за разрушением квартиры; а еще, каждые 15 минут она принималась просить щенка. София вела себя совершенно непредсказуемо: то приклеивалась к подушке, когда ее смаривал сон, то доходила до рева, выкрикивая: «Хочу домой! Здесь не мой дом!» Алиса не могла сомкнуть глаз, пока не укладывалась рядом со мной в моей спальне. Сущий кошмар!..