Игорь Куберский - Веселая земля

– Кто вы такие – немцы, русские, чехи? – спросил араб, держа палку наготове, чтобы выглядеть внушительно.

– Чехи, – сказал я, мгновенно решив, что на установление арабами разности наших славянских языков я выиграю какое-то время.

– И мадам чехи?

– Чехи, – кивнул я, как бы оговаривая таким образом наши чешские права, не вписывающиеся в местные законы.

– Здесь нельзя находиться, – сказал араб.

– Почему? – простодушно удивился я. Сам факт того, что вместо того чтобы действовать, полиция ввязалась в разговор, меня несколько ободрил. Да и вообще пора бы им знать, что для нас, чехов, целоваться на природе, пусть даже в лежачем положении, это в порядке вещей. Мы все-таки не мусульмане. У нас нет шариата. И никто в полиции не докажет, что мы занимались каким-то непотребством.

– Потому что вы нарушили законы, – сказал араб. – Где вы живете?

– В Гелиополисе, – сказал я, потому что в Наср-Сити мне чехи не попадались. Надо сказать, что невыгодность своего положения сидящего рядом со стоящим, которое я не мог изменить, не надев предварительно брюк, я инстинктивно старался чем-то компенсировать. За эти три месяца я все-таки привык к своему несколько привилегированному положению в арабском мире бедности, как бы положению среднего буржуа, эфенди, и нотки человека, знающего свои права, прорывались в моем голосе, а некоторое присущее мне от природы высокомерие, пусть на самом деле оно и было лишь защитной маской, так вот высокомерие это как бы настаивало на том, что я и полицейские – мы стоим на разных ступеньках социальной лестницы. И – я это чутко уловил – полицейские признали сей факт. Во всяком случае, они были не слишком решительны. Разговор наш длился и был похож на словесную перепалку, в которой каждая сторона настаивает на законности своих притязаний. И выстраивалась картина, когда подвыпившие супруги чешской национальности решили ради экзотики развлечься не в собственной постели, а на природе в укромном уголке, и теперь не очень врубались в то, что от них хотят представители местной полиции. Но полицейские были настроены серьезно, и казалось, что египетская судьба наша висит на волоске.

– Сейчас мы отведем в участок, – сказал араб с палкой в руке, в то время как второй, в форме, продолжал хранить молчание,

– Пожалуйста, – пожал я плечами с видом, что там-то как раз и разрешится данное недоразумение.

Арабы стояли над нами выжидающе.

– Тогда отойдите немного, – сказал я, – мадам должна привести себя в порядок.

Словами этими я признавал, чем мы тут занимались, но у меня не было выбора.

Арабы переглянулись, перекинулись парой фраз и отошли на несколько шагов, оказавшись за кустом, из-за которого я видел только их головы.

Собственно, моей милой нечего было приводить в порядок, она только оправила юбку, и тем же движением поправила волосы, а я застегнул молнию на ширинке, затянул брючный ремень, надел распяленную на земле куртку, на которой уже выветрилось тепло ягодиц моей милой.

Я глянул в сторону арабов – они тихо переговаривались между собой, полностью отвернувшись от нас.

И вдруг я почувствовал, что у нас есть шанс:

– Беги! – шепнул я милой, и она, тотчас поняв меня, кивнула, мгновенно сняла с себя лодочки на тонких каблуках и, ступив за зеленую ограду кустов, стремительно, как молодая лань, припустила в сторону шоссе. Страх и жажда жизни были в ее легком почти неслышном беге.

Я помедлил секунду, смиренно поджидая своих полицейских, но они еще не обернулись ко мне, видимо, полагая, что на приведение себя в порядок у нас уйдет больше времени. И голос во мне тихо, для меня одного крикнул: «Что же ты стоишь?! Сам беги!» И я побежал. Ночной воздух ударил мне в лицо, и я почувствовал, что им меня не догнать, как не догнать им и моей милой. Так мы и бежали вдоль живой изгороди кустарника, по разные его стороны, слыша друг друга.

– Быстрей! – призывал я милую, и она бежала быстрей.

Кустарник, разделяющий нас, кончился, и я схватил ее за руку, увлекая к полотну шоссе. Мы поднялись на него, пересекли и, спустившись в небольшой ров, побежали по той стороне, уже невидимые для глаз полицейских.

Только теперь мы осознали, что нас никто не преследует, и на бегу, еще судорожно держась за руки, расхохотались.

Почти три месяца я буду ходить к ней по ночам, и мы будем ненасытно предаваться любви. А потом она уедет, не попрощавшись, поскольку я буду на Суэцком канале. И когда я вернусь, ее подруга позовет меня – не столько для того, чтобы передать мне что-то от Ольги, а скорее, чтобы занять ее место (это явно читалось в ее взгляде).

С ее подругой я встречаться не стал.

1987

(с) 2007, Институт соитологии