Игорь Кон - СЕКСУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА В РОССИИ Клубничка на березке

В советское время цензурные запреты стали еще строже.

Авторитетное исследование русского мата известного московского лингвиста Бориса Успенского напечатано в 1983-1987 гг. в венгерском журнале "Studia Slavica Hungarica", советский читатель, кроме узкого круга специалистов, о нем не знал. Первая в мире монография-альбом по истории русского эротического искусства Алекса Флегона "Эротизм в русском искусстве" вышла в 1976 г. в Лондоне. Первая исследовательская монография о сексуальной жизни православных славян, включая Древнюю Русь, американского историка Евы Левиной, основанная не только на литературных, но и на архивных источниках, опубликована в 1989 г. издательством Корнеллского университета. Там же вышла и монография профессора истории Принстонского университета Лоры Энгельштейн о русской сексуальной культуре конца XIX века) . Наиболее полные обзоры истории однополой любви в России и об отражения этой темы в русской художественной литературе принадлежат перу американского литературоведа Семена Карлинского и американского же историка, бывшего ленинградца, Александра Познанского.

В послеперестроечной России первые публикации о русском сексе и эротической традиции в русской литературе, начались в лишь 1991 году. Не удивительно, что знания о русском сексе, несмотря на наличие не менее богатых, чем на Западе, первоисточников (летописи, жития святых, фольклор, своды законов, каноническое право, пенитенциалии, свидетельства иностранцев, этнографические описания и т.д.) остаются крайне фрагментарными, а теоретические обобщения - спекулятивными, предварительными.

Помимо недостатка знаний - научная история сексуальности и на Западе-то возникла совсем недавно, - сильно мешают идеологические стереотипы. Если одни авторы патриотически утверждают, что ни секса, ни эротики на Руси не было, то другие столь же патриотично доказывают, что русская эротика не только существовала, но и ничем не отличалась от западноевропейской.

На мой взгляд, обе эти позиции ошибочны. Между сексуальной культурой (отношение к сексуальности, сексуально-эротические ценности и соответствующие формы поведения) России и Запада существуют важные социально-структурные и символические различия.

Одной из важнейших дихотомий Западной цивилизации, начиная с классической античности, было и остается различение публичной и частной жизни. Разграничение это далеко не однозначно. C одной стороны, частное противопоставляется публичному как нечто скрытое, невидимое, в отличие от видимого, явного, доступного. С другой стороны, частная жизнь понимается как нечто личное, индивидуальное в противоположность групповому, коллективному, общественному началу.

В разных социально-исторических и философских контекстах эти понятия наполняются разным содержанием. В одном случае публичная жизнь трактуется как общественно-политическая, государственная деятельность, в отличие от частной жизни гражданского общества, в которой индивиды участвуют как отдельные товаропроизводители. В другом случае под частной жизнью понимают преимущественно семейно-бытовые отношения, в отличие как от политических, так и от рыночных. В третьем случае на первый план выступают психологические особенности - личная жизнь как нечто интимное. Содержание и соотношение таких понятий как "общественная", "общинная", "коллективная", "семейная", "частная", "индивидуальная", "личная", "интимная жизнь", "публичное и личное пространство" трактуется разными авторами по-разному. Тем не менее в западных обществах соответствующим категориям и обозначаемым ими явлениям приписывается разный социокультурный статус, в них действуют разные методы социального контроля и регулирования.

В русской культуре оппозиция "публичного" и "частного" размыта, а сами полюсы ее сплошь и рядом не сформированы. Историками и социологами давно отмечена как одна из особенностей русской истории - дефицит того, что по-английски называется "privacy" (нечто приватное, интимное, сугубо личное, закрытое для посторонних). В русском языке нет даже такого слова.

Проблема эта не лингвистическая. Во французском языке слова privacy тоже нет, приходится говорить la vie privee, на русский язык это можно перевести как "частная жизнь" или как "личная жизнь"; в первом случае имеется в виду все, что не является общественным, публичным, а во втором - только личная, индивидуальная жизнь. Тем не менее никто не считает, что у французов соответствующая потребность и меры, гарантирующие ее удовлетворения, развиты слабее, чем у англичан или американцев.

Отсутствие ясного понятия privacy в российской и советской ментальности исторически связано прежде всего с длительным существованием крепостного права и сельской общины. На протяжении значительной части российской истории, гражданское общество практически не существовало, было поглощено деспотическим государством или полностью подчинено ему. Никаких гарантий неприкосновенности частной / личной жизни не было. Русский человек не мог сказать о себе "Мой дом - моя крепость". Его имущество, семья и даже его собственное тело принадлежали не ему самому, а его господину. Это тормозило формирование личного самосознания и чувства собственного достоинства.

Социальная незащищенность личности усугублялась жилищной теснотой и скученностью. Крестьянская община не допускала закрытости: все все про всех знали, любые отклонения от общепринятого жестко контролировались и пресекались. Это способствовало формированию особого типа коллективного сознания, получившего, в противоположность индивидуализму, название "соборности".

Вторая важная особенность российской истории состоит в том, что становление цивилизованных форм социально-бытовой жизни, то, что известный социолог Норберт Элиас называет процессом цивилизации, здесь было теснее, чем на Западе, связано с государственной властью, даже новый этикет и правила приличия здесь обычно внедрялись и контролировались сверху. Поэтому давление в сторону унификации бытового поведения было сильнее его индивидуализации и диверсификации. А без сложившихся и достаточно разнообразных субкультур не было базы и для нормативного плюрализма, от которого зависит многоцветье сексуально-эротической культуры.

Не менее существенны культурно-символические и нормативные различия, непосредственно касающиеся телесного канона и собственно сексуальности.

Общие для всей средневековой европейской христианской культуры оппозиция и контраст между официальной, освященной церковью и антисексуальной по своему характеру "высокой" культурой, и "низкой", бытовой культурой народных масс, в которой сексуальности придавалась высокая положительная ценность, выражены на Руси значительно резче и продержались дольше, чем на Западе.