Дэвид Галеф - Плоть

Мы приехали в 9.15. Компромисс между желанием Сьюзен явиться вовремя и моим намерением великосветски опоздать. Только благодаря Сьюзен я не опаздываю на поезда и не пропускаю важных встреч. Мне не помогают ссылки на то, что на Севере просто принято опаздывать на подобные мероприятия. Сьюзен убеждена, что опоздание есть форма грубости, и, возможно, она права. Мне кажется, что здесь, на Юге, пунктуальность все еще считают эквивалентом вежливости, хотя есть и исключения. Например, Джером Хилл пользуется пунктуальностью для выражения враждебности, пунктуальность Макса была совершенно иного свойства: она была проявлением его внутренней пунктуальности и присущей ему во всем точности.

Как бы то ни было, мы оказались не первыми гостями. Макс и Холли уже были здесь вместе с принесенными ими деликатесами. Нэнси великолепная повариха, и на ее вечеринках всегда была настоящая еда, а не всякие там чипсы с соусом. На этот раз она приготовила салат «тортеллини», лососевый мусс, пирожки с мясом и рыбой, огромный пирог, начиненный малиновым вареньем и взбитыми сливками. В сторонке стояли блюда с сосисками в кляре и что-то рыбное и скандинавское на ломтях ржаного хлеба. В дальнем конце стола красовались оливки и брынза. Сьюзен с виноватым видом протянула хозяйке пакет с печеньями, но Нэнси поставила их на почетное место возле камина, где уже были глубокие миски с грецкими орехами и изюмом.

Макс рассказывал Холли всякие интересные вещи о бревенчатых домах с их неповторимой индивидуальностью. Она внимательно слушала, кивала, отдавая должное сосискам. Я заметил, что у нее великолепные зубы — крупные, белые и, вероятно, очень острые. Я поздоровался с ними и тоже взял одну сосиску. Потом, будучи женатым человеком, я дал еще одну Сьюзен, которая в это время незаметно материализовалась рядом.

— Против чего мы протестуем сегодня? — Макс едва заметно улыбнулся, скрыв свои симпатии.

Холли от души толкнула его локтем в бок. На Максе была клетчатая рубашка и рабочие джинсы, то есть одежда людей, которых просто положено толкать локтем в бок. Он всегда хорошо справлялся с взятыми на себя ролями, сегодня на сто процентов выглядел как парень, который должен гулять с такой девчонкой, как Холли.

— Против отсутствия Эрика, — отозвалась из угла Нэнси, вставлявшая бесчисленные бутылки в огромное ведро со льдом. — На Юге должны быть более мягкие законы специально для сумасшедших британцев.

Холли, взявшая кусок брынзы, отвлеклась и вставила слово:

— Я думаю, что это подло.

— А я думаю, что закон есть закон. — Макс, изловчившись, откусил от ее брынзы.

— Значит, закон подлый. Это мой сыр!

— Всасывание — девять десятых обладания.

Она шутливо шлепнула его. Видимо, это уже вошло у нее в привычку. Макс, нагнувшись, принялся что-то записывать.

Нэнси велела всем наливать, а сама пошла открывать дверь. Во всех четырех углах стола мы затеяли разговор о диссидентах в Америке, одновременно принявшись за «тортеллини». Сьюзен сказала, что сейчас не шестидесятые годы, на что Макс ответил, что шестидесятые были массовой галлюцинацией в воспаленных мозгах американцев. Холли толкнула его в бок, сказав, что он на самом деле так не думает. Я попросил Макса дать определение галлюцинации.

— Галлюцинация — это то, что люди, как им кажется, испытывают и переживают, их переживания кажутся им реальными, хотя в действительности это не так.

Мне захотелось поспорить.

— Но как быть с сильными убеждениями?

— Никто не может утверждать, что они объективны.

— Вам не приходилось общаться с моим отцом, — вставила Сьюзен.

Я понял, что она имеет в виду. У ее отца не было мнений, он обладал истинами. Он, например, был до сих пор, каким-то участком своего мозга, уверен, что Юг еще поднимется. Может быть, Макс прав, и старик Сьюзен, как и ему подобные, всего лишь страдает культурной галлюцинацией. Но тут разговор перешел на семью, и мы заговорили о младшем брате Холли, который жил в Мемфисе и работал по франчайзингу на «Кентукки фрайд чикен». Я хотел было попросить Макса дать определение реальности — это было бы потруднее, но опоздал, все стали обсуждать новинку полковника Сандерса — «Экстра-Хруст».

В 9.30 прибыли еще пятнадцать гостей, среди них Роберт Уэстон, владелец «Книжного червя», местного книжного магазина и кафе. Он всегда поддерживал материально того или иного писателя, включая Роя Бейтсона, который постоянно занимал у него деньги. Роберт мне нравился: он был респектабелен, но ни в коем случае не лишен чувства юмора. Жену Лору он привез из Калифорнии, но она уже успела пустить прочные корни в Оксфорде. Напоминанием о прошлом были ее сережки — сегодня это были два миниатюрных глобуса. Когда я видел ее в последний раз, в ушах были мобильники Кальдера. Как-то раз она надела скрещенные ножи и вилки, украденные, как она торжественно сообщила мне, в конторе «Мишлен». В университете она преподавала искусствоведение и поэтому была знакома с Мэриэн, которую я, кстати, уже давно не видел.

Пришли Кэи. Мэри занялась напитками, а Джозеф отправился осматривать книжные полки. Остальных я знал плохо — это были люди с юридического факультета, включая одну студентку, бледную, суетливую и очень женственную, поставившую перед собой амбициозную цель: уложить в постель все мужское население «Оле Мисс». Это я слышал от двух жертв и одного кандидата.

Разговор с Максом стал немного меня раздражать. Я теперь понял его тактику: он придерживался правых взглядов только потому, что большинство из нас придерживались левых. Из четырех своих собеседников Макс сейчас вцепился в четвертого, приводя исторические прецеденты для того, чтобы доказать что-то, но я забыл что именно. Кажется, речь шла о том, что левые всегда берут у полковника Сандерса темное мясо. Холли была явно растеряна от такого неожиданного превращения либерала в консерватора. Она не привыкла к таким мгновенным переходам, и ей, должно быть, казалось, что пришла она сюда совсем с другим человеком. Сьюзен пыталась время от времени храбро вмешиваться, но Макс мастерски использовал ее аргументы только для того, чтобы, прожевав очередную порцию салата, не оставить от них камня на камне. Что касается меня, то я помнил о своей решимости напиться и, допивая третий джин с тоником, был уже на полпути к желанному забытью.

Холли, как я заметил, все время беззаботно жевала — было такое впечатление, что она поедает свои слова. Действительно, всякий раз, когда казалось, что она вот-вот что-то скажет, Холли, вместо этого, отправляла что-то в рот: петрушку с сыром, паштет, обильно намазанный на галету, или лососевый мусс с овощами. Макс наконец обратил на это внимание или просто решил высказаться по этому поводу. Он вожделенно похлопал Холли по животу: