Рей Гордон - Желанию нет предела

Сэнди повела меня за руку из гостиной в столовую и остановилась перед большим столом.

— Ложись на стол, и мы начнем, — приказала она.

— А разве мы сперва не поедим? — спросила я, недоумевая, почему стол не накрыт.

— Мы поедим через несколько минут, — загадочно сказала она. — Том, я пойду и организую поесть, а ты готовь сексуальный банкет.

Когда Сэнди вышла, Том поднял меня на стол и раздвинул мои ноги и руки. Я не сопротивлялась, думая, что для начала они собираются отведать мою женскую прелесть. Когда Том приковал наручниками мои руки и ноги к ножкам стола, я забеспокоилась и спросила, что он задумал.

— Тебе это понравится. — Он улыбнулся и провел пальцем по моей влажной щели. — Через минуту ты увидишь, что мы для тебя приготовили, — добавил Том, когда Сэнди вкатила тележку с едой.

— Вот и первое блюдо, — улыбнулась она, положив два кольца ананаса на мои отвердевшие соски. — Сью, ты любишь бананы? — спросила она, передавая Тому один из этих фруктов…

В свои двадцать пять лет он успел жениться, обладал приятной внешностью, крепко сложенным телом и длинными темными волосами, спускавшимися на лоб.

Он также был моей последней сексуальной добычей. Опустившись перед ним на колени и втягивая его пурпурную шишку глубоко в рот, я внутренне рассмеялась. «Еще один мужчина совершает грехопадение», — ликовала я, когда его тело содрогнулось в акте супружеской измены, пенис задергался, шелковистая шишка угрожающе набухла.

Когда из нее хлынула сперма, раздувая мои щеки, я помассировала тяжелые яйца и еще глубже втянула член в рот. Тяжело дыша и дрожа, он ухватился за мою голову, ища опору, ибо у него подкашивались колени, а из яиц вытекали соки.

Тут весьма кстати вошла его хорошенькая молодая жена и издала истеричный вопль, я подняла на нее глаза, причем сперма мужа сверкала на моих губах и тонкой струйкой стекала по подбородку. Женщина рассчитывала выпить вместе со мной кофе, поболтать и посмеяться над последними сплетнями, которыми мы обменивались. Однако, клюнув на приглашение, она открыла неверность мужа. Теперь их браку пришел конец — брак сгорел за считанные секунды безрассудной похоти. Когда она выбежала, орошая раскрасневшиеся щеки слезами, муж натянул брюки и бросился за ней, отчаянно желая объяснить, что вышла ошибка, что в самом деле он ее любит и что я для него ничего не значу.

«Слишком поздно, — зло радовалась я, надевая трусики, дабы прикрыть влажную, воспламененную прелесть — мое оружие. — Слишком много воды утекло, слишком много спермы вытекло в рот другой женщине». Еще одна победа, еще один разбитый брак попадет в мой все время пополнявшийся список. Брачные обеты нарушены. Теперь настанет очередь слез, боли, обид. Как это случилось со мной.

Никогда не забуду то роковое утро прошлого лета, когда мои муж Джим стоял передо мной в гостиной и без зазрения совести губил меня. Я была счастливой женой, а через несколько секунд стала брошенной, разбитой женщиной, которую предали.

Я не поверила анонимной записке, которую в то утро нашла на коврике перед дверью. До того как я открыла белый конверт и шутливо показала его Джиму, мне казалось, что мы вместе и дела у нас идут прекрасно. Читая торопливо нацарапанные слова о том, будто муж завел роман, я рассмеялась, полагая, что он тоже посмеется и предложит убедительное объяснение. Ничего подобного не случилось. И мне стало не по себе, словно камнем пришибло, когда его ответ пронзил мою душу.

— Извини, Сью. Я ухожу от тебя.

Джим стоял на ковре, купленном всего три недели назад, — я предвкушала, что на этом ковре, растянувшись перед отапливаемым углем камином, мы будем коротать долгие зимние вечера.

Сначала наступило потрясение, затем ужасное чувство опустошения. Я едва могла разобрать его слова, не говоря уже о том, чтобы ответить. Голова кружилась от мелькавших перед глазами непристойных картин, на которых голый муж лежит в постели другой женщины, в постели моей лучшей подруги — их тела сплелись в порыве похоти, он любит ее, корчится в ужасном акте измены, мужской член проникает в свежую женскую прелесть, заполняя ее спермой, пока любовница, задыхаясь, не признается ему в греховной любви.

У меня тряслись руки, сердце грозило выскочить из груди. Перед глазами мелькали эпизоды прошлой жизни — наша первая встреча в маленьком кафе недалеко от главной улицы. Медовый месяц на греческом острове — оранжевое зарево заката, освещавшее наши обнаженные тела, пока мы предавались чудесной, идиллической любви на песчаном берегу острова Андрос.

— Сью! — его крик проник через туман, окутавший мой измученный мозг. Ноги дрожали, голова шла кругом, когда я хотела взглянуть на него глазами, полными слез.

Теперь он стал для меня чужим. Черные волосы, нависшие надо лбом, открытая свежая рубашка, обнажившая загорелую мускулистую грудь, — совсем не тот мужчина, которого я знала и любила. Джим поднял голову, черные глаза впились в мои, когда он хотел было улыбнуться. Открыв рот, словно намереваясь сказать что-то, он вздохнул. Если раньше в трудных ситуациях он являл собой образец уверенности и силы, то сейчас передо мной стоял не мужчина, а тряпка.

— Сью, прости меня, — бормотал он, низко опустив голову. Простить? Он так сказал? После трех лет, проведенных в уверенности, что я счастливо живу в браке с мужчиной, которого люблю… простить? — Ты не виновата.

Я не виновата? Он спит с моей лучшей подругой, сообщает мне, что уходит к ней, губит мою жизнь… затем говорит, что я не виновата?

— Как давно ты врешь мне, обманываешь и предаешь меня? — наконец выдавила я сквозь слезы. Суровая правда моих слов попала в цель, я это видела. Он чуть вздрогнул. Кусая губы, думал, как найти подходящий ситуации ответ, то есть соврать. Видно, поняв, что я по крайней мере достойна услышать правду, ибо в случае новой лжи истина все равно обнаружится, он снова опустил голову.

— Видимо, с самого начала, — пробормотал он.

— С самого начала? Ты хочешь сказать, что спишь с этой маленькой шлюхой все время, пока мы живем вместе?

— Сью, я встречался с ней еще до нашего брака. Я хотел покончить с этим, но…

— Она хороша в постели, правда? — я прервала слова жалкой фигуры, торчавшей передо мной. Джим напоминал растрепанного школьника, которого застали за мастурбацией. Прижав руку ко лбу, он зажмурил глаза, словно желая стереть правду. — У нее хорошая щель, не так ли? — наступала я, представляя, как он целует ее в это место, любит ее в этом месте, заталкивая туда свой пенис. — Там теснее, чем у меня, ведь так?