В. Лейбовский - Дарю игру

— Договорились, только нужно спросить разрешения. А вот и конферансье идет. Здравствуйте, товарищ Брунов. Перед вами новый большой цирковой талант.

— Здравствуйте, товарищ большой талант. Чем могу быть полезен?

— Талант хочет самовыражаться. Хочет, чтоб его увидели и оценили. А потом осветили лучами славы. Хочу пройти по этому канату.

— С ватерпольным мячом? И сверху забить гол?

— Нет, я серьезно. Разрешите?

Брунов рассмеялся, пожал плечами:

— Лично я готов вам аплодировать. Но разрешение мое вас не спасет.

— Хорошо, товарищ Брунов. Придется мне самому спасать себя. В конце концов, не я первый сказал, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. А еще мне поможет вот этот усатый важный человек, — он показал на Петра.

Харебов удалился в раздевалку и почему-то задержался там минут на десять. Когда же он вышел на бортик бассейна, то очень удивился. Вместо ушедшей с соревнований публики появилась другая. Оказывается, к этому моменту на Большой спортивной арене закончился футбольный матч и зрители перекочевали в бассейн посмотреть цирковую программу.

Так Харебов неожиданно оказался перед массовой аудиторией. Но в каком виде! На нем были обрезанная до локтей рваная тельняшка и немыслимой длины черные сатиновые трусы. И где только за десять минут он успел все это раздобыть? А публика прибывала.

— Что будем делать, Жора? — развеселился Петр. — По-моему, представление нужно отменять.

— Ни за что! Не таков Георгий Харебов. Пусть смолкнет оркестр и зазвучит мерная, напряженная дробь барабана. Георгий Харебов вступает в высокое искусство. Прощайте, спортсмены! Помните Георгия Харебова!

Тут вся динамовская команда дружно зааплодировала, а публика, приняв все это за прелюдию к представлению, последовала ее примеру. Харебов полез наверх.

Приветственно помахав публике рукой, он сделал первый шаг. Потом второй. Третий. Трибуны затихли. Неуклюже дергаясь, готовый в каждую секунду сорваться, Харебов двигался по канату. Было видно, что он твердо намерен дойти до конца, не ударить лицом… в воду. Но нет. Ударил. Да только не лицом, а принципиально другим местом. Правда, перед полетом успел-таки сделать прощальный жест.

Когда хохот на трибунах стал медленно стихать, а Харебов, приходя в себя, сидел на скамье, подошел милиционер.

— Кто вы такой?

— Я молодой артист цирка.

— Ваши документы.

— Какие документы у голого человека, товарищ милиционер? На мой номер никакие документы не нужны. Это же уникальный номер в мировом цирке.

— Ваша фамилия?

— Моя? Мшвениерадзе. Все равно не запомните, запишите — я продиктую. Только не пытайтесь повторять, бесполезно.

— Хорошо. Где ваш руководитель?

— Вот, пожалуйста, — он показал на Петра. — По одному виду ясно, что он — руководитель. Фамилия его Харебов. Пусть он вам и отвечает, а я пошел.

— Нет подождите. Значит, вы руководитель? — повернулся милиционер к Петру.

— Я? Какой я руководитель? Я спортсмен, участвую в соревнованиях по водному поло. А этого человека никогда не видел. Хулиган какой-то, маньяк. И к тому же по канату ходить не умеет. Даже до середины не дошел.

— Как не дошел?! — вскричал «артист». — Зачем так шутишь над пострадавшим?

В этот момент подошел Борис Брунов и вместе со всей динамовской командой упросил милиционера отдать самозванца на поруки.

…Сборная нашей страны приехала в Белград на турнир сильнейших команд Европы. Перед началом игр — традиционный прием для участников, судей и журналистов. Уже произнесены все речи и приветствия, а в зале все еще царит чопорная, официальная атмосфера. Все чувствуют себя скованно. Хотя соревнования и весьма высокого ранга, такое начало — не в традициях.

И вдруг грянула музыка. Грузинская. Оказалось, что Георгий Харебов — судья из Советского Союза — привел из соседнего зала оркестрантов. Он сбросил пиджак и понесся по залу, выделывая такое, что охнули бы солисты из знаменитого ансамбля Сухишвили — Рамишвили.

О Харебове можно б отдельную книжку написать…

Так совпало, что племянник Харебова играет в одной юношеской команде тбилисского «Динамо» с сыном Джабы Иоселиани — ближайшего друга Петра Мшвениерадзе. Но так ли уж это удивительно? Можно догадаться, почему Джаба Константинович Иоселиани, профессор театрального института, человек весьма далекий от спорта, отдал сына в водное поло. Племянник Георгия Харебова тоже, судя по всему, забрел в бассейн не случайно.

Когда Петр Мшвениерадзе приезжает в Тбилиси, он идет на Глданское кладбище. К матери своей и Георгию. Их могилы рядом. Так получилось.

В олимпийский Мельбурн в ноябре 1956 года наша ватерпольная сборная летела за медалями. К этому времени она набрала уже достаточный опыт международных встреч. Наигрывался состав команды и, что не менее важно, завоевывался авторитет, тот самый, о котором говорил Бела Райки.

Незадолго до Игр в «Советском спорте» появилась статья одного из самых авторитетных специалистов водного поло А. Ю. Кистяковского, в которой он оценивал соотношение сил на международной арене. В частности, автор обращал внимание на то, что венгры не очень сильны в единоборстве, что для них характерно стремление во что бы то ни стало вырваться вперед и сыграть с ходу, не принимая силовой статической борьбы. Югославы же, предупреждал Кистяковский, менее маневренны, сильнее физически, массивнее, а потому охотно идут на силовую борьбу. Вывод напрашивается сам: нужно уметь играть разнообразно, в зависимости от стиля игры соперника. К этому и готовилась команда, в составе которой осталось лишь четыре прежних олимпийца — Борис Гойхман, Валентин Прокопов, Юрий Щляпин и Петр Мшвениерадзе. Зато в расцвете сил был Нодар Гвахария, прочно заняли ведущие места в команде хотя и новички, но уже опытные ватерполисты Вячеслав Куренной и Петр Бреус, все уверенней чувствовали себя второй вратарь Михаил Рыжак, полевые игроки Виктор Агеев, Сурен Маркаров, Георгий Лезин.

Перелет в Австралию был крайне тяжелым. Согласно «научно обоснованным» рекомендациям, в целях постепенной акклиматизации отдыхали по пути в Ташкенте, Дели, Рангуне, Сингапуре, Дарвине. В Рангуне была жара и почти стопроцентная влажность, а потому с непривычки состояние игроков было близким к глубокому и затяжному обмороку. Ненамного легче они чувствовали себя в Дели и Дарвине. Стало ясно, что нужно было сразу лететь в Мельбурн и проходить акклиматизацию на месте.