Екатерина Мишаненкова - Харламов. Легенда хоккея

Но было мне и тошно и вместе с тем обидно. Прощать мою грубость ни в коем случае, конечно же, не следовало, но и раздувать этот эпизод до такой степени тоже было несправедливо. Слушая, что говорили обо мне, я удивлялся. Говорили, что моя драчливость стала системой, что я постоянно нарушаю правила, спорю с судьями, считаю себя незаменимым и вообще позволяю себе черт знает что. Но когда же я забиваю, если только и умею что драться?

И теперь, когда боль поутихла, хочется сказать несколько слов по поводу этого печального происшествия.

Судьи на моем примере хотели показать, что у нас спрос со всех равный, независимо от титулов и званий. Но в том-то и дело, что спрос далеко не равный. Если ошибется, нарушит правило рядовой игрок, никто и внимания на это не обратит, а ошибется кто-то из ведущих, так сейчас же начинаются разговоры о том, что такой-то зазнался, многое себе позволяет, считает себя незаменимым. Нужно ли Фирсову или Мальцеву, Якушеву или Викулову драться, играть грубо, выходить за рамки правил? Да нет, не нужно. У них и других аргументов хватает, чтобы выиграть дуэль у соперника, но случается, что и они грубят. Почему? Я твердо знаю: не по своей воле идут они на такой путь ведения игры. Их провоцируют, им не дают играть, и в конце концов Якушев или Мальцев «дают сдачу», потому что терпение их лопается. Я обращаюсь к судьям: «Будьте, товарищи судьи, внимательны, вы же понимаете и любите хоккей не меньше нас. Так пожалейте ведущих хоккеистов. Играют они больше других, их посылают на лед, когда команде трудно. Потому-то им и достается больше всех: поскольку мастерства для борьбы с ними не у всех хватает, то и используется «грязный» хоккей. Пресекать недозволенные приемы – первая обязанность судей».

Я спросил однажды популярного судью, близкого к руководящим сферам нашего хоккея:

– Неужели вы не видели, что такой-то несколько раз меня ударил?

– А что он еще может сделать? – ответил судья.

Но разве это довод? Тогда давайте запишем в правилах игры, что молодые, неопытные хоккеисты, которым не хватает технической подготовки и тактического кругозора, имеют право бить ведущих игроков. А пока правила игры едины, малотехничному игроку не позволено играть в «грязный» хоккей.

Кто-то сказал, что Сократ создал философию. Аристотель – науку. Несомненно, Харламов – один из создателей хоккея. Как Валерий убедительно доказал, для этого вовсе не обязательно стоять у истоков. На любой стадии развития можно сотворить нечто такое, что позволит получить неофициальный, зато вечный титул.

Я видел Валерия за день до трагической гибели, несдавшегося и необиженного, готового делать то, что делал всегда, – тренироваться и выступать. И помню следующий день, когда горизонт померк и небо срослось с землей…

Который уж год я работаю в Федерации хоккея СССР. Естественно, радею о популяризации и развитии прекрасной игры. С полной уверенностью могу сказать, что появление таких игроков, как Харламов, служит самым мощным импульсом и в широкой популяризации и в дальнейшем развитии хоккея.

Как человек, любящий спорт и столь же беспредельно ему преданный, я благодарен Харламову и его сподвижникам из поколения семидесятых не только за великолепное зрелище – хоккей с шайбой. У них я учился и учусь, признаюсь в этом без всякого кокетства, полной отмобилизованности, умению в самые трудные моменты отдать всего себя, не перекладывая на плечи других груз возложенных на тебя задач или жизненных неурядиц. Гвардия, а Харламов был истинным гвардейцем, иногда «умирала» на поле хоккейной брани, но никогда не сдавалась.

– Зря ваше звено расформировали.

– Что теперь говорить… Тренер решил – значит, все.

– Он не прав.

– У нас тот прав, у кого больше прав… 'Гак, кажется, у Райкина?

– Почему у Райкина? По-моему, это сказал Эмиль Кроткий… Посмотрите сами, я же вам подарил «Отрывки из ненаписанного».

– Да, теперь на пенсии будет время почитать.

– Да ладно вам! Вы еще будете играть и играть… И в своей же тройке.

– Не думаю… Ладно, не будем об этом… Прошел ваш сценарий?

– Теперь я прошу: не будем об этом… Кстати, у меня такое впечатление, что я общался с вашим сыном.

– Где?

– Тут на днях я был в вашем доме… Во дворе играл с мячом мальчишка. Очень на вас похож. Шустрый такой, ловкий… По-моему, растет второй Харламов.

– Маловато вы ему отпустили. Лучше бы – второй Пушкин.

– Пушкин?.. Ну, что ж – тоже неплохо.

– А почему вы решили, что это мой сын?

– Я же вам говорю: очень на вас похож… Лет пяти.

– Совпадает… В полосатой шапочке?

– Да, да…

– Говорили с ним?

– Да что-то он не очень разговорчивый…

– Совпадает.

– На меня никакого внимания… Поставил мяч напротив окна и ударил изо всех сил…

– Разбил стекло?

– Нет, не попал.

– Не попал?.. Тогда это не мой сын.

Таким или почти таким был наш последний разговор.

Таким или почти таким мне запомнился Валерий Харламов.

В 1981 году Харламов объявил, что этот сезон для него станет последним. Завершить его он хотел красиво, и сначала казалось, что ему это удастся. В составе ЦСКА он в 11-й раз стал чемпионом СССР и был признан лучшим нападающим в финальном турнире Кубка европейских чемпионов. В качестве финальной точки он мечтал выиграть награду, которой у него еще не было – Кубок Канады, который должен был стартовать в конце августа в Виннипеге. Но…

Вячеслав Фетисов вспоминал: «Валера тренировался неистово, он был в прекрасной форме, и чувствовалось, что очень ждал турнира такого высокого ранга, понимая, что он станет последним для него. Мы паковали чемоданы, как вдруг Тихонов вызвал к себе Харламова. Через полчаса Валера вышел из тренерской. Ничего не объясняя, он пожал ребятам руки, что-то пролепетал о победе, развернулся и уехал. Как потом выяснилось, Тихонов «отцепил» Харламова за какое-то прошлое нарушение режима…»

Сам Тихонов утверждал, что все было несколько по-другому, и что Харламов сам признал, что он не в форме, и в Канаду ему лучше не ехать. Как бы то ни было, для всех специалистов хоккея и болельщиков эта новость стала невероятной, в нее просто не могли поверить.

Но этот отмененный Кубок Канады стал для Харламова не просто концом карьеры. 26 августа, когда он мог бы быть в Виннипеге и отстаивать честь страны, он вместо этого по воле тренера или судьбы отправился в аэропорт – встречать жену с сыном, которые возвращались с отдыха на юге. Потом он отвез их на дачу в деревню Покровка под Клином, где тогда жили его теща и четырехлетняя дочь Бегонита.