Василий Панов - Капабланка

Да если бы даже у маэстро прежних времен возникла бы мысль о пользе иметь тренера, кто бы его стал оплачивать? Сами маэстро? Их личный заработок был слишком ничтожен для этого. Государство в те времена к шахматному движению не имело отношения. Лишь в Советском Союзе и других социалистических странах благодаря поддержке добровольных спортивных обществ и шахматных федераций ведущие шахматисты и шахматистки смогли получить творческую и спортивную помощь.

Вернемся к Ласкеру. Хотя ему было уже 52 года, но его спортивная форма к началу матча и теоретическая подготовка, по-видимому, были удовлетворительны, а чисто шахматная сила была на той же огромной высоте, как и раньше. О ней свидетельствуют его блестящие победы на турнирах двадцатых годов и то, что первые четыре партии его матча с Капабланкой после напряженной позиционной борьбы закончились вничью.

Творчество Ласкера, 27 лет удерживавшего мировое первенство, хорошо известно советским шахматистам. Поэтому к характеристике его игры, данной Капабланкой, с которой читатель уже знаком, добавлю лишь то, что может объяснить причины его поражения в матче.

Ласкер был не только исключительным мастером защиты и — особенно! — контратаки и виртуозом эндшпиля. Это был человек огромной воли и спортивной ярости. Шахматы Ласкер считал умственной борьбой, своего рода интеллектуальным боксом и был тонким психологом, великолепно подмечавшим и использовавшим все слабости, спортивные и творческие недостатки своих партнеров: например, их пристрастие к определенным дебютным системам, нелюбовь к разменам, частое попадание в цейтнот и т. д. и т. п. Одним из излюбленных приемов Ласкера было искусственное усложнение борьбы путем создания запутанных, нередко даже нарочито худших для себя позиций, в которых он мощным волевым напором постепенно переигрывал противника.

Но в матче с Капабланкой коса нашла на камень! Ласкер внезапно убедился, что столкнулся с партнером, к которому он не мог применить свои излюбленные спортивные приемы. В этом и была основная причина поражения Ласкера!

Капабланка оказался превосходно подготовленным к матчу, и его игра была лишена недостатков. «К этому времени, — писал Алехин, — сила Капабланки достигла вершины: кристально-чистое ведение дебюта и миттельшпиля соединялось с непревзойденной техникой эндшпиля».

И для Ласкера оказалось полной неожиданностью, о чем он потом сам говорил, что «сила Капабланки была не на том уровне, какой была в Петербурге в 1914 г., — Капабланка сделал большой шаг вперед... Техника Капабланки оказалась очень высокой, гораздо более высокой, чем в 1914 г.».

Поэтому Ласкер не находил щелей, каких ожидал, в шахматной броне кубинца и получал по дебюту в лучшем случае равную позицию. А когда Ласкер пытался с явным риском запутать Капабланку, тот не поддавался на заманчивые, но спорные продолжения и довольствовался сохранением незначительного превосходства, которое с точностью и неумолимостью робота ход за ходом наращивал до победы.

Климат же Гаваны, который Ласкер и его сторонники считали главным виновником его поражения, несомненно, влиял на его игру и на способность более длительного сопротивления, но сам по себе вряд ли предрешал исход борьбы.

Матч начался в середине марта. Капабланка писал за два года до матча: «Вплоть до конца апреля погода в Гаване идеальна: температура не превышает 27 градусов по Цельсию и с моря дует легкий бриз». Сам Ласкер чувствовал себя перед матчем настолько хорошо, что согласился посылать еженедельные корреспонденции о ходе матча в голландскую газету, из которых впоследствии составил брошюру «Мой матч с Капабланкой».

В первой корреспонденции из Гаваны, посвященной началу матча, Ласкер не упоминает о климате совсем, но зато высказывает более интересные и симптоматичные жалобы. «Шахматная игра, — писал он по поводу первых трех партий матча, закончившихся вничью, — приближается к совершенству. Из нее исчезают элементы игры и неопределенности. Слишком многое знают в наши дни! Все теперь знают лучшие дебютные ходы ферзевого гамбита или испанской партии и чувствуют в них себя как дома. Раньше можно было искать прелестных приключений, в наше же время исчезла прелесть неизвестности».

Переводя этот лирический фрагмент на профессиональный язык, ясно понимаешь, что Ласкер недоволен дебютными итогами первых трех партий. Как раз в своем коронном репертуаре (испанская партия и ферзевый гамбит) он был выбит из седла! Он ничего не добился!

В пятой партии матча чемпион мира все же рискнул отважиться на дебютный эксперимент и потерпел первое поражение, хотя после крайне изобретательной и упорной защиты имел шансы на ничью. Тут уж Ласкер объяснял свой промах «ярким солнцем Кубы», хотя, по утверждению Капабланки, они играли поздно вечером!

Следующие четыре партии закончились вничью. Ни в одной Ласкеру не удалось добиться преимущества или с выгодой осложнить борьбу. Количество ходов в них свидетельствует о нарастающей неуверенности чемпиона мира: 6-я партия — 43 хода, 7-я — 23 хода, 8-я — 30 ходов, 9-я — 24 хода.

Десятую партию Капабланка, игравший черными, провел превосходно, добившись победы в трудном, многоходовом эндшпиле. Сам Ласкер вынужден был признать: «Стиль Капабланки был выше всяких упреков», но потом спохватился и сообщил, что в партии он допустил ошибки в оценке положения и бросающиеся в глаза промахи.

В корреспонденции об этой партии Ласкер дает тонкое и убедительное объяснение проигрыша партии, хотя не делает объективного вывода:

«Существует общий закон, что утомленный человек обнаруживает в первую очередь те недостатки, которые он едва успел преодолеть. Ошибки, колебания, заблуждения и промахи, допускаемые им в состоянии усталости, именно те, бороться с которыми он научился позднее всего. Мое последнее достижение было как раз разыгрывание равных позиций. В течение долгого времени задача эта представляла для меня крайние трудности. Такие позиции не возбуждали моей фантазии, так как не давали повода к решающим комбинациям, и утомляли меня. Я полагаю, что состояние усталости в таких положениях и приводит меня к тяжелым ошибкам. В таких случаях я не в силах бороться с усталостью, так как ее причины чисто физического характера: жара и ослепляющий блеск апрельского солнца Гаваны».

Несомненно, Ласкер напрасно согласился играть в климате привычном для Капабланки и непривычном для него. В столь ответственном соревновании шансы противников, в том числе и на сохранение нормального физического самочувствия, должны быть абсолютно равны. Но из приведенного высказывания Ласкера явствует, что если климат и влиял на него, то только в заключительной стадии партии, а причины поражений имели чисто шахматные основания: нелюбовь к простым, приблизительно равным позициям, которые Капабланка, напротив, любил и разыгрывал с особенным искусством. Да и в непривычном климате Ласкер в начале матча должен был бы добиться, если он играл не хуже Капабланки, хотя бы одного выигрыша или явно выигрышной позиции. А этого не было! Например, Чигорин — житель северного Петербурга — еще больше страдал от климата Кубы, и это помешало ему выиграть матч у Стейница, но не помешало одержать в матче ряд блестящих побед.