Эдуард Стрельцов - Вижу поле...

…Последние контрольные игры сборной страны перед чемпионатом мира сложились довольно напряженно и закончились вничью с одинаковым счетом 1:1.

Оба раза сборной пришлось отыгрываться И оба раза ответный гол забивали торпедовские форварды.

Иванов забил гол англичанам, что было престижно.

Но гол, забитый Стрельцовым в самом конце матча со сборной Румынии, благодаря всеобщему вниманию к центральному нападающему (на чемпионате в Швеции играл Никита Симонян, но в период последних приготовлений иного исполнителя, чем Стрельцов, для этой роли никто уже не видел), сохранен не только в спортивных отчетах, но и в рассказе Евгения Евтушенко «Третья Мещанская», где точно такой же гол, простояв всю игру, неожиданно забивает на последних секундах матча «списанный со Стрельцова» форвард — образ, впрочем, видимо, собирательный, поскольку автор представляет героя как друга своего детства, хотя Стрельцов — из Перова, а не с Третьей Мещанской.

…Почти столько лет, сколько играл я в футбол, приходилось мне слышать упреки — за то, что стою.

Причем опытные люди и люди, со многим в моей игре согласившиеся, примирившиеся вроде, тоже говорили про меня: если бы он еще не стоял…

Да, я мог отстоять и сорок минут, и сорок пять, но вот за пять или даже за одну минуту вступления, включения в игру мог сделать то, чего от меня ждали, требовали.

В самом начале игры или в самом ее конце — неважно — я, случалось, и забивал гол, становившийся решающим.

Так, в пятьдесят восьмом году в игре против сборной Румынии я почти все время был в стороне от главных событий и ни в одной остроатакующей комбинации не участвовал, румынские защитники про меня словно забыли. Но когда время игры уже истекало — мы проигрывали 0:1 — я вдруг увидел возможность с места левого инсайда догнать уходящий за лицевую линию мяч. Догнал этот мяч и под очень острым углом пробил мимо выскочившего вратаря. Мяч ударился о дальнюю штангу и отскочил в ворота…

В том, что делал я на поле, мне кажется, довольно часто бывал эффект неожиданности. Я часто заставал защитников, против меня игравших, врасплох.

И все равно про меня говорили: лень, поза… Возможно…

Но из такой лени или позы я, случалось, выскакивал, как из засады.

Когда участие мое в большой игре давно закончено, могу еще признаться — у меня ведь плоскостопие.

Иногда после трудной игры я еле плелся — шаг сделать больно было. И кроссы в предсезонный период оказывались для меня пыткой.

Я обычно мог отыграть игру лишь в своем, найденном для себя режиме — и к нему себя соответственно готовил.

В игре я искал момент — то есть находил такие ситуации, в которых мое непременное участие могло привести к голу.

За мячом, с которым не видел возможности что-либо конкретное сделать, я и не бежал, как бы там трибуны на это ни реагировали.

Но за тем мячом, с которым знал, что сделаю для нужного в игре поворота, для внезапного хода, я бежал, уж бедных своих ног не жалея, и к такому мячу редко опаздывал Мои партнеры на меня реже обижались, чем сидящие на трибунах специалисты и зрители.

Я стоял — берег силы. Но берег-то для момента, в который мог сам гол забить или отдать такой пас товарищу, что он больше не жалел о времени, потраченном на ожидание от меня мяча.

Все, что возможно, что казалось мне возможным сделать на поле, я уж пытался, скажу вам, сделать на совесть, что бы там ни говорили: стоит и прочее…

Мне казалось, что к сезону пятьдесят восьмого года я уже обрел в игре то, чего мне ранее недоставало. И не в том только дело, что поле я видел и знал, что хочу сделать с мячом. Дело, по-моему, в том было, что если прежде я еще мог пойти у кого-то на поводу, появись игрок, очень мне понравившийся, то теперь нет. Теперь я понимал: ни за кем и никуда. Я готов был решать все задачи, ясные мне на поле, самостоятельно. Пусть я и ошибался — без того в футболе не обойтись. Но я чувствовал: опекавшим меня защитникам следить за моей мыслью в игре становится все труднее.

Я нашел к тому времени свой стиль.

Стиль, как я это понимаю, — возможность и привычка находить на поле свои решения. И уж от этого идти к исполнению технических приемов.

Приемы теперь все чаще возникали для меня из самой игры и оказывались поинтереснее, чем разученные на тренировках, вернее, когда-то разученное видоизменялось в ходе игры до неузнаваемого. И в таком варианте уже принималось на вооружение для дальнейшего.

Ну, вот за пас пяткой меня чаще всего хвалили. Столько лет он получался у меня неожиданным для обороняющихся и своевременным для партнера — пас, например, Юре Савченко, когда он решающий гол «Пахтакору» забил в финале кубка шестьдесят восьмого года.

А как он возник у меня, появился, этот пас? Неожиданно — я его и не практиковал до игры с «Динамо» в первом круге первенства пятьдесят шестого года.

Нам с московскими динамовцами в те годы очень трудно игралось. Мы с Кузьмой считали, что Леве Яшину забить просто невозможно.

Про себя, конечно, считали. Вслух не говорили — забивать-то надо, мы форварды, на нас надеются. Но как забить — не знаем. Доходим до его ворот — начинаем мудрить. Не можем никак принять окончательное решение: когда бить…

…Иду я с мячом вдоль линии штрафной. Лева, как всегда, стал смещаться. А вся защита двинулась за мной. Кузьма остался сзади, за нами не пошел (с таким партнером всегда знаешь, что он в той или иной ситуации сделает, абсолютно ему доверяешь и смело идешь от обстановки к своему, к нашему то есть общему, решению — и сейчас я не вижу, но точно знаю, что Кузьма остался…). Я довел защитников до дальней штанги. И мягко так откинул пяткой — мыском же здесь не сыграешь, правда? — мяч Кузьме…

Он прямо и влепил в «девятку» динамовских ворот.

Я к нему бросился, говорю: «Вот как только можно Леве забивать» (во втором тайме — мы 2:0 выигрывали — Яшин сам уже был виноват, расстроился и ошибся).

С тех пор я и почувствовал, что пяткой дела делать можно, но с умом, конечно…

Тренеры дают нам перед игрой верные указания, но в игре же все меняется.

И в игре надо самому непрерывно думать, иначе решения не примешь.

И думаешь. На одном краю игра не получается, не идет — попробуем другим флангом прорваться. Или перед игрой тебя ориентировали — этот защитник послабее, давайте используем слабое место противника. А начали играть, оказалось, что тебе с этим-то защитником и не справиться — никак его не пройти. Так чего же в соблазне упорствовать? Не испугайся, сыграй смелее против того, кто считается сильнее, вдруг он тебя испугается. Только чтобы не было такого — тебе поручено, ты и выполняешь, своей головы на плечах нет.

Тренеров, конечно, слушайся, но и — фантазируй. Без этого в футбол играть нельзя. Для того и совершенствуешь исполнение, чтобы быть в ладу со своей фантазией. Она тебя и направляет, если есть, и лучше всякого тренера ткнет тебя в недостатки твоей техники.