Эдуард Стрельцов - Вижу поле...

В Ташкенте меня наградили бубном как лучшего нападающего, хотя я там голов не забивал. В Трнаве я забил два мяча — второй и третий. Первый забил Паис — мы опять 3:1 победили.

Эти игры подтверждают то, о чем я всегда говорю: если сыграешь верно в атаке, ты бываешь полезен независимо от того, сам забил мяч или способствовал партнеру.

Паис забил гол после комбинации, мною, кстати, начатой. И сразу, с первых минут — счет на десятой минуте был открыт — вошел во вкус именно комбинационной игры, когда партнерам доверяешь полностью.

Оба мяча я забил после его передач.

Между прочим, играть в Трнаве нам было легче, чем в Ташкенте.

В Ташкенте нам тяжело пришлось в атаке — противник всей командой защищался А дома у себя хозяева сразу пошли вперед, открылись в обороне Мы поэтому очень удачно сыграли на контратаках. Вдвоем, случалось, выходили на одного защитника.

В четвертьфинале — уже ранней весной следующего года — мы слабо выступили против посредственной, на мой взгляд, команды «Кардифф-Сити». Валлийскому клубу мы сначала глупо проиграли на его поле. Счет, однако, минимальный — 0:1. Во втором матче — опять в Ташкенте — мы могли бы решить в свою пользу, но играли бездарно, хотя и выиграли. Один мяч всего забили, а моментов было выгодных — не счесть.

Третью, решающую, игру назначили в ФРГ, в Аугсбурге.

Потом писали, что третью игру мы провели лучше, чем две предыдущие, но нам не повезло — очень уж здорово стоял у них вратарь. В свои ворота мы пропустили мяч, а отыграть удачи не хватило. Слабое, прямо скажем, утешение.

В первой игре я гол забил, который не засчитали, по-моему, несправедливо.

Но в третьей игре — просто не знаю, что на меня нашло — не мог попасть никак в ворота, все выше бил, не шел в ворота мяч. Такие моменты не использовал!

А ведь дальше играл в сезоне шестьдесят восьмого года неплохо. И забил немало — 21 мяч.

Конечно, я жалел, что не попал в сборную хотя бы годом раньше. Но если уж начинать сожалеть, то… Не стоит опять возвращаться к этой теме.

Я сыграл за сборную в удачный для нее сезон (еженедельник «Франс футбол» признал в тот год сборную СССР лучшей командой Европы). От «Торпедо» в сборную входили вратарь Анзор Кавазашвили и Валерий Воронин. Сыграли по нескольку матчей, если не ошибаюсь, Линев и Сараев.

Нетрудно догадаться, что мне было бы интересно сыграть вместе с Ивановым, который провел столько международных матчей в мое отсутствие. С ним мне, возможно, легче было бы входить в игру. Но Воронину опыта тоже занимать не приходилось, а поникание совместной с ним игры пришло, как я говорил, сразу по возвращении моем в «Торпедо».

Конечно, сборная играла по-другому, чем «Торпедо» — в отличие от начала шестидесятых годов торпедовский стиль на манеру игры сборной никак не влиял.

Иванов, бывший лидером сборной, говорил, однако, что за клуб ему всегда играется легче, чем за сборную. За клуб он играет в свое удовольствие, а в сборной выполняет солидный объем черновой работы. В сборной Кузьму никто ни отчего не освобождал. Кузьма был и здесь, как всегда, на высоте, но известные неудобства при такой игре все же испытывал.

Мне в этом смысле больше повезло. Для меня в сборной ничего не менялось — я играл точно в таком же ключе, что и за клуб.

Я, наверное, должен бы сравнить сейчас две сборные — образца пятьдесят восьмого года и ту, в которой я играл в конце шестидесятых годов.

Это мне не так-то просто сделать. У каждой свои достоинства. У каждой были свои конкретные проблемы, вызванные разными обстоятельствами. И потом сборную пятьдесят восьмого года я воспринимал с позиций игрока, может быть, и вполне сложившегося, но, конечно, не такого опытного в футбольном и житейском смысле, каким я уже был в шестьдесят седьмом году.

Сборная пятьдесят шестого — пятьдесят восьмого годов, если брать заслуги, личный класс каждого игрока, представлялась мне все-таки выше, чем та, в которой я вторично дебютировал.

Но в спортивном отношении команда конца шестидесятых годов вряд ли кому-нибудь уступала. Собрались в ней хорошие игроки, стойкие бойцы. Шестернев, Аничкин, Маслов, Еврюжихин, Козлов, киевские динамовцы, в ту пору, как и сейчас, очень преуспевавшие.

Морозов много сделал для того, чтобы меня вновь пригласили в сборную. Но призвали меня в команду, когда ею уже руководил Михаил Иосифович Якушин. Всегда таким тренерам, как Якушин, бываешь благодарен уже за то, что с ними встретился. Встречи эти бесследно не пропали. Проходит время, перестаешь сам выступать, пробуешь себя в тренерской работе, да и вообще размышляешь о футболе, задумываешься над тем, что прошло, — снова перед глазами тот же Михаил Иосифович. Видишь его жесты, слышишь его слова, взгляд ею хитрый, всюду проникающий на себе снова ощущаешь.

Принято как говорить? Урок, уроки, полученные от тренера.

Но урок — это представляется каким-то специальным часом, из остального времени вырванным.

А Якушин — это целиком сезон, жизнь, может быть, через футбол понимаемая. Хотя со мной он вроде бы никогда особенно не возился, прямых советов давал мне немного, обращался всегда больше с шуткой, по-свойски, словно и не тренер.

Я же на него смотрел почтительно донельзя Я по мячу-то еще толком не успел ударить, еще мяча-то настоящего футбольного не видел, а он уже «Динамо» тренировал, англичан победил и сам в знаменитых игроках успел походить.

Рассказать о Якушине, о его тренировках очень, по-моему, сложно — это же не лекцию законспектировать, где одно следует за другим, где есть и начало, и четкий вывод Якушина всегда понимаешь с полуслова, а пересказать, что он конкретно говорил, невозможно. Понял его, и сидит в тебе как гвоздь это понимание. И такое чувство — сам к этому пришел, а по-другому и нельзя никак.

Якушин часто к шутке все сведет, но только шутку эту не забудешь. Она может всего игрока перевернуть. Может сделать игрока Игроком (с большой буквы) — нестоящему игроку Михаил Иосифович такою, скорее всего, и не станет говорить.

Как-то мы играли в Италии. Еврюжихин мяч отдал прямо в ноги чужому игроку. Якушин со скамейки вскочил и кричит: «Товарищ судья! У них двенадцатый игрок…»

И вот интересно, что Еврюжихина за его прямолинейность, за настырность многие ведь и похваливали: он, мол, самый активный, он неутомимый.

А прислушался Гена не к тем, кто хвалил. И постепенно игра его изменилась. С возрастом обзор у него появился, стал на поле смотреть, чувствовать партнеров. Промчаться и прострелить неизвестно кому и зачем — с этим он покончил. Играл в пас, навешивал очень аккуратно. В последние сезоны Еврюжихин мне нравился. И Миша Гершкович (ему в «Динамо» нелегко приходилось, найденное им в «Торпедо» новым партнерам не по душе было) говорил: «Генка сейчас совсем по-другому играет, мне с ним бы только и играть…»