Виктор Васильев - Актеры шахматной сцены

Мы знаем, что Таль всегда верил в себя, и эта уверенность помогала ему, была его верной союзницей. Но непрерывные победы притупили у него чувство опасности. Он поверил, что у него всегда все будет получаться, что фортуна, как Луна к Земле, будет обращена к нему только одной стороной.

Таля сравнивали иногда со скрипачом, играющим на одной струне. Стиль его игры требует необычайной собранности, редчайшего хладнокровия, ясного и гибкого мышления. В матч-реванше Таль так небрежно натягивал струну, что она либо дребезжала, либо лопалась. Он допускал просчеты даже находясь в своей стихии – стихии комбинационной борьбы.

Таль всегда был опасен тем, что в ходе борьбы загадывал своим противникам загадки одну сложнее другой. В реванше Ботвиннику почти всегда удавалось разгадывать замыслы Таля, тем более что на этот раз тем часто руководил не столько психологический расчет, сколько упрямое желание – а вот все равно докажу! Ботвинник тонко уловил эту слабинку в характере Таля и умело использовал ее, а Таль, чувствуя, что он неправ, злился от этого еще больше и, окончательно распаляясь, безрассудно лез на рожон, чтобы – в который раз! – наткнуться на встречный, заблаговременно подготовленный удар.

Неверно оценив своего противника, проявив легкомыслие и чрезмерную самоуверенность, Таль проиграл матч еще до его начала.

Секундант Ботвинника в первом матче с Талем мастер Гольдберг писал в последствии, что уже после 17-й партии «Ботвинник прекратил борьбу и, продолжая являться на матч, обдумывал свою тактику в матч-реванше». Далее Гольдберг продолжает: «Таль незадолго до матча был на гастролях в Праге, где корреспондент в числе прочих задал ему такой вопрос: «А что вы готовите в дебютном отношении к матч-реваншу?» Таль ответил, что этот вопрос он поручил своему тренеру-секунданту А. Кобленцу.

Матч можно было не играть, он был проигран Талем еще задолго до начала. В то время как Ботвинник отшлифовывал тактику и технику игры, работал над тем, чтобы не допускать ошибок в конце партии, настраивал себя на выносливость, внимание, Таль был беззаботен и начал матч-реванш безоружным…»

После той же 17-й партии Гольдберг сказал Кобленцу:

– Ну что же… Встретимся в матч-реванше!

Когда все было кончено, Таль на вопрос о том, что он считает главной причиной своего поражения, ответил:

– Решительность Ботвинника! Я никогда не думал, что Ботвинник будет играть так решительно…

Вопреки мнению, что талант – это девяносто семь процентов пота и лишь три процента вдохновения, Таль попытался доказать, что формула таланта иная, что талант – это только вдохновение, сто процентов вдохновения! Он забыл, что шахматный талант, как и всякий другой, требует жертв, и если его обладатель уклоняется от ответственности, хочет, не трудясь, получать пожизненную ренту, талант в решающий момент может вдруг отказать. Конька-Горбунка, оказывается, тоже надо было холить, кормить овсом и поить ключевой водицей.

Словом, в матч-реванше Таль потерпел поражение не только на шахматной доске – он не выдержал вторичного столкновения с Ботвинником, прежде всего как с личностью. Характер, выдержка, проникновение в психологию соперника – во всем этом Ботвинник оказался на этот раз сильнее…

Что ж, в конце концов, трагедии во всем этом не было. Талю, когда он «сдавал дела» Ботвиннику, не исполнилось еще и двадцати пяти лет. Все случившееся можно было воспринять как жестокий, но, может быть, необходимый урок. Не случайно на закрытии матча Таль выслушал немало ободряющих слов, в первую очередь от самого Ботвинника:

«Прежде всего, в чем сила Михаила Таля? Во-первых, Таль очень работоспособен за доской, и поэтому он сильный практик. Когда противник невнимателен, Таль незамедлительно использует просчет, в борьбе происходит перелом, при этом обычно растерявшийся партнер допускает новый промах, и результат партии оказывается уже определенным.

Во-вторых, Таль артистически разыгрывает позиции с фигурной борьбой, когда пешки слабо ограничивают действия фигур или даже способствуют фигурной борьбе. И здесь дело не в расчете вариантов, а в том, что Таль, вероятно интуитивно, находит правильный план игры в подобных позициях. В этом, по-моему, состоят сильные стороны таланта Таля.

Естественно, что я должен был соответственно себя подготовить или, выражаясь языком современной математики, «запрограммировать»…

…Думаю, что Таль не «программировал» себя специально к матчу, и в этом основа его неудачи. Важность подготовки, на мой взгляд, – главный вывод, который можно сделать из матч-реванша.

Тем не менее следует признать, что появление Таля на шахматном горизонте уже сыграло и, несомненно, сыграет большую роль. Он заставил и заставит своих партнеров стать хорошими практиками и «программистами», иначе с ним не справиться. А если Михаил Таль сам станет хорошим «программистом», то, может быть, с ним вообще нельзя будет справиться…»

В этих словах и вскрыты причины поражения Таля и дан очень точный совет – помнить о важности подготовки, уметь программировать себя. Совет тем более полезный, что Талю было с кого брать пример. Когда Ботвинник вернул себе титул чемпиона мира, мать Таля послала ему телеграмму: «Вы остались верны себе. Восхищена, но не удивлена. Буду счастлива, если мой Миша-маленький пойдет по стопам Михаила-большого…»

При всем том, что Таль выступлением в матч-реванше изрядно разочаровал своих почитателей, его поражение не было воспринято как поражение интуитивного стиля. Таль оказался несостоятельным в триумфе. Таль, но не его стиль.

Словом, повторяю, ничего трагического не произошло. Но история шахмат смотрит на такие события по-своему. Если некто, будь он и необычайно талантлив, не выдерживает психологического искуса, какому судьба подвергает каждого чемпиона мира, если он не может без потерь пройти сквозь медные трубы, второго удобного случая он почему-то уже не получает.

Подобно опять-таки Смыслову, Таль, проиграв матч-реванш Ботвиннику, в чем-то стал другим, словно в нем сломалась какая-то скрытая пружинка. Он играл в роли экс-чемпиона, казалось бы, с тем же вдохновением, мало того, стал более мудрым, его стиль стал чуть более совершенным, но что-то – может быть, так необходимый ему безудержный оптимизм, способность без страха бросаться в омут – было Талем потеряно безвозвратно. А без этого оптимизма, без отчаянной удали Таль не мог быть самим собой. Словом, «ракета из Риги» прошла свой апогей и начала входить в слои земной атмосферы…

К поражению в матч-реванше Таль отнесся спокойно. Прежде всего, Таль не мог не понимать того, что понимали все: он получил по заслугам. Его теория по поводу того, что можно не уделять большого внимания дебютной подготовке, сохраняя зато свежую голову, была полностью развенчана, а надежды на пятый час игры не только не оправдались, но обошлись с ним самым вероломным образом: напряжения на пятом часу игры не выдерживал (во многом из-за того, что должен был подолгу задумываться уже в дебюте) он сам.