Лев Филатов - Обо всем по порядку: Репортаж о репортаже

В репортерской практике мне не раз приходилось критически отзываться об арбитрах. Если же вести речь о так называемой судейское проблеме в целом, то я давно пришел к выводу: есть одна-единственная страшная угроза — предвзятость, иначе говоря подсуживание, или — мошенничество. Все остальное — про­махи, зевки, разная трактовка эпизодов—нежелатель­но, досадно, однако объяснимо и поправимо. А подсуживание — чистой воды насилие над футболом.

У нас все свалили в кучу под названием «плохое судейство». Так удобнее. Удобство мнимое и опасное. Обнаруживая факты неназванного, ненаказуемого подсуживания, аудитория после этого готова и малейшую ошибку добропорядочного судьи считать злоумыш­ленной.Из-за этого ералаша судейство как таковое берется под подозрение, ему придается чрезмерное значение. Едва ли не каждое Поражение на международной арене не обходится без намека на арбитра. Рассчитано на то, что «пожалеют». Однако эти беспредметные намеки срабатывают как мина замедленного действия, которая взрывается неведомо где и когда. С виду спасительная, ставшая прямо-таки официальной, отговорка сеет сму­ту в умах, болельщики, если не все, то многие, проника­ются подозрительностью, и эхо Бремена или Бухареста отзывается громом на стадионах Москвы или Киева.

Трудно сохранять высокое мнение о нашей судейс­кой коллегии. Мне думается, что она развращена пре­увеличением значения свистка. Еще бы, если верить тому, что говорится и пишется, то ее представителям дано решать судьбу даже не матчей, а чемпионатов, от них зависит, кто войдет в лигу, а кто из нее выскочит, словом, все определяют судьи.

В чемпионате 1987 года ЦСКА потерял очко из-за несомненного недогляда судьи. Было это в самом на­чале, в марте. Когда же в ноябре выяснилось, что армейцам не хватило очка, чтобы остаться в высшей лиге, все свалили на ту ошибку судьи. Как ловко! Можно забыть, что команда весь сезон играла из рук вон плохо, что после того злополучного матча провела еще двадцать два, а выиграла из них всего-навсего три.

Судей критикуют, проклинают — это на поверхно­сти. А скрытно, невидимо — идут к ним на поклон. И не с пустыми руками. Как судье найти свое место? Иные и не находят. А те, кто находит, должны пройти через испытания и искушения, как святые мученики. Искушают их те же самые лица, которые клеймят.

Обязанностям репортеров ни конца ни края не вид­но, их поле битвы не очертишь белыми линиями. Да и о сроке службы наперед не условишься. Сколько бы мы ни писали об одном и том же, хоть двадцать, хоть тридцать лет, полагается не уставать от повторений, не отчаиваться, сохранять свежесть чувств, свежесть гнева.

Наши верные слова могут сегодня не принять, по­ставить нам в вину, предпочтут им другие — «умест­ные», «тактичные», «дружественные». Но что верно, то всегда верно, рано или поздно спохватятся, вернутся. И не важно, вспомнят ли, когда и кем было произ­несено. Ради этого репортеры и идут сегодня на риск.

Как-то раз в «Футболе — Хоккее» мы опубликовали статью румынского тренера Стефана Ковача, в ко­торой он провозглашал свои взгляда на последние футбольные моды. Спустя несколько дней мне позво­нил Борис Андреевич Аркадьев:

— Не подумайте, что я с упреком. Однако считаю своим долгом поставить вас в известность, что Ковач, если не ошибаюсь, года четыре назад присутствовал у нас в Москве на семинаре, на котором я имел честь выступать. Многое в его статье я не могу назвать иначе как заимствованием. Не удивлен: мы всегда отличались транжирством идей. А за него рад — не зря к нам наведывался. Насколько могу судить, хороший тренер, команду свою ведет толково...

Вины за мной не было. Мое смущение, когда я не знал, что и ответить, было вызвано скорее удовольст­вием, чем неловкостью. Аркадьев преподнес урок скромного достоинства.

То и дело встречаешь выражение «футбольный ро­мантизм». Должен сознаться, я не понимаю, что этим хотят сказать. Быть может, подразумевают игру кра­сивую, в противовес «реализму» — игре упрощенной, основанной на силе и скорости? Или романтиками считают тех, кто плохо считает очки и места? А однаж­ды было так. Пожаловался я собеседнику, из тренеров, что надоело слушать пересуды про договорные матчи, и в ответ услышал: «Неужели вы не видите, что время романтического футбола ушло?»

Странно выделять в футболе романтическое тече­ние, когда он сам по себе не что иное, как романтичес­кое зрелище. Люди тянутся к нему после трудов пра­ведных, от невзгод, нездоровья, хранят его в вооб­ражении, по пути на стадион рисуют фантастические картины, а уходя со стадиона, преувеличенно препод­носят то, что видели. Мне не однажды удавалось прибегать к футболотерапии, избавляться от нездоро­вья, от гнетущих мыслей переключением на размыш­ления о предстоящем туре чемпионата, о его последст­виях, о том, как могут сложиться матчи. Сначала это делалось ненамеренно, а потом стало приемом. И по­могало.

Я бы рискнул выразиться так: у футбола-зрелища всего-навсего одна задача — быть таким, каким его хотят видеть зрители. Тем не менее природа его воз­действия на огромнейшие аудитории — загадка. Фут­бол остается необъясненным и как бы невменяемым, с ним ни у кого не возникает желания связываться. Те, громко говоря, научные силы, которые к нему привле­чены, заняты узкими, практическими целями — физио­логией, методикой, режимом, медициной, чуть-чуть психологией.

Достаточно ли о футболе отозваться — «игра»? А ведь к выходу на арену он готовился по всем прави­лам искусства. Годами подбирается труппа—сочета­ние одиннадцати игроков, и далеко не всегда поиски завершаются успехом, нескончаемы репетиционные за­нятия, общими усилиями иод началом тренера заду­мывается образ действий.

Что в этом образе, только 4 — 4 — 2? Пусть две команды повторят друг друга в тактике, будут равны технически, с равным запасом натренированных сил — ни за что они в наших глазах не станут одинаковыми. Мы различим у них колебания настроений, волю сво­бодную или волю подавленную, душевную уязвимость или полное самообладание. Мы увидим в той и другой разных людей с одинаковыми номерами на спинах, и эти разные люди внесут в игру что-то свое: один окажется не больше чем аккуратным службистом, дру­гого осенит, и он затеет непредусмотренное, спутает карты. Хорошие команды и сильные игроки обязатель­но выражают себя как человеческое сообщество и как личности.

Все, что в футболе задумано и создано за кулисами, испытывается и реализуется в открытом конфликте с противником. И делается это в форме игры. Игра — форма, с помощью которой, в русле которой фут­болистам надо показать и выразить себя. Аудитория, следя за игрой, оценивает действия людей: как-то они покажут себя в конфликте, в запутанной ситуации.