Евгений Мансуров - Загадка Фишера

ВОПРОС: Да, эта книга, доллар ценой, сразу стала бестселлером. В те же годы американская пресса писала, что Вы начали «менять курс» – от практических шахмат переключились на составление программ для ЭВМ, занялись политической философией и, прервав общение с друзьями, стали вести крайне уединенный образ жизни. В чем причина такого отчуждения от общества?

Р. ФИШЕР: Я живу в Калифорнии – то в Пасадене, то в Сан-Франциско, то в Лос-Анджелесе – и хочу только одного: чтобы меня оставили, наконец, в покое! Какое вам дело, чем я занимаюсь и вернусь ли к шахматам? Чтобы избавиться от непрошенных визитеров и их глупых вопросов, я сменил фамилию, но меня продолжают преследовать! Меня уже не интересуют ни слава, ни деньги. А ваша информация из газет похожа на приключенческий роман с продолжением, читать который ежедневно у меня нет никакого желания. Журналисты писали, что так нелогично может поступать только анархист-мистик. Но ведь так «нелогично» поступает каждый, кто в этом продажном мире борется за свои принципы, кто противостоит заговору против всех честных людей!

ВОПРОС: С момента Вашего отречения от шахмат прошли годы. Но до сих пор причины этого шага, как и обстоятельства «ухода», вызывают различные, иногда диаметрально противоположные оценки. Многое интригует и настораживает. Эксперты выдвигают несколько версий:

1) Вы желали играть матч 1975 года до десяти побед, без лимита партий, с почетной ничьей при счете 9:9, и отказались от игры в знак протеста против иного решения ФИДЕ;

2) начав борьбу за права шахматистов, Вы бросили вызов общественному мнению, не поддержавшему Вас ни в столнковениях с Международной шахматной федерацией, ни в судебных тяжбах с Честером Фоксом и Брэдом Даррахом;

3) после нескольких лет затворничества Вы уже не могли восстановить свою былую мощь, стали бояться поражений, а может быть, усомнились в справедливости спортивного, соревновате„1ыюго нринципа самой игры, заставляющей в каждой новой партии безжалостно подавлять «эго» соперника;

4) под влиянием религиозного мистицизма Вы в смятении ожидали предсказанного евангелистами в год матча пришествия Христа;

5) Вы стали жертвой неких политизированных сил, желавших с Вами делового сотрудничества, но помешавших Вам подготовиться к матчу 1975 года;

6) находясь на грани нервного и физического истощения, Вы уже не могли выдержать напряжения спортивной борьбы.

Как видите, версий много, в том числе самых неожиданных. Какую же предпочесть?

Р. ФИШЕР: Никаких комментариев!

ВОПРОС: Гроссмейстер! Во всем мире Вы известны как самый непримиримый, хотя не всегда дипломатичный, критик Международной шахматной федерации. Многие даже полагают, что эта конфронтация нередко переходила в «военные действия». Если это так, то в чем причина конфликта и каковы средства борьбы?

Р. ФИШЕР: ФИДЕ не раз пыталась дискредитировать меня – засчитать поражение без игры, исключить из престижного турнира, отклонить предложение, ставшее позднее основой нового регламента. Условия же многих турниров, проводимых ФИДЕ, чрезвычайно плохи. Поэтому я в них в виде протеста не участвую. И, мало того, ФИДЕ вмешивается в дела шахматистов, диктует им условия, на которых они должны играть, даже на каком ходу следует соглашаться на ничью! На Олимпиаде в Варне (1962) судьи запрещали ничьи до 30-го хода. Помню, в финале я сделал с Падевским ничью на 20-м ходу. Тогда Флор, главный арбитр, остановил меня в дверях и сказал: «Надо играть до 30-го хода!» Почему? С какой стати? Я ответил ему, что знаю лучше, чем вся их ФИДЕ, какая позиция ничейная, а какая нет…

ВОПРОС: Но, вероятно, были и другие, более важные причины для разногласий?

Р. ФИШЕР: Разумеется. Прежде всего я критиковал систему розыгрыша мирового первенства и финансовую политику ФИДЕ.

ВОПРОС: Расскажите об этом подробнее.

Р. ФИШЕР: Я полагаю, что качество отборочных соревнований ФИДЕ низкое, так как сильнейшие претенденты играют между собой вничью, стремясь обыграть заведомо слабых. К тому же эта система слишком медлительна. Поединки за титул чемпиона должны проводиться ежегодно или каждые два года. Хотя сама система матчей претендентов не вызывает у меня нареканий.

ВОПРОС: Нет ли здесь противоречия?

Р. ФИШЕР: Несовершенство нынешней системы заключается не в структуре, а в частностях. Матчи претендентов слишком коротки и дают большое преимущество тому, кто удачно стартовал. Матчи должны быть более продолжительными, до определенного числа побед.

ВОПРОС: Какая же система розыгрыша мирового первенства представляется Вам наиболее рациональной?

Р. ФИШЕР: Прежде всего необходимо добиваться изменения регламента матчей кандидатов. Я предложил бы, чтобы матчи игрались до 6 или более выигранных партий. Ничьи не должны считаться. Сейчас матчи коротки. Шахматист случайно может выиграть одну партию, и это приобретает решающее значение. Я предложил бы также, чтобы матчи за звание чемпиона мира игрались бы до определенного числа побед, без учета ничьих. Межзональные турниры стоит, по-моему, сохранить.

ВОПРОС: Вы критиковали также финансовую систему ФИДЕ. Вы недовольны размерами призов?

Р. ФИШЕР: Несомненно! Руководство ФИДЕ отлично понимает, что мы согласимся играть на любых условиях. Но я не желаю довольствоваться подачками! Я работаю целый месяц, играю с сильнейшими, опытными и продувными мастерами, и ФИДЕ платит за это каких-то 750 долларов! Гроссмейстерам нужно платить больше. А такие деньги взять да и выбросить. Я много в своей жизни мучился и хочу кое-что значить.

ВОПРОС: Но разве за последние годы не наметился прогресс?

Р. ФИШЕР: Об этом спросите у Мохаммеда Али или Пеле! В то время как в шахматах речь идет о тысячах, в крайнем случае десятках тысяч долларов, дельцы от бокса, тенниса, футбола ворочают миллионами!

ВОПРОС: Гроссмейстер, уже много писалось о Ваших конфликтах с организаторами турниров. Яблоком раздора были Ваши требования приемлемых условий игры. Что это за условия?

Р. ФИШЕР: Играть только при лампах неонового освещения без бликов и теней; запретить фото и телесъемки во время игры; не допускать зрителей и журналистов к столикам играющих; сделать нейтральную зону для поглощения шума между сценой и зрительным залом; не впускать в зал людей с карманными шахматами; предоставить участникам стандартные комплекты шахмат, а также право пользования своими фигурами; считаться с религиозными верованиями и разрешить перенос игры на другие часы; до завершения партии запретить чью-либо помощь в анализе; обязать участников сначала сделать ход, а потом его записать. Это основные требования, не считая специальных. В Рейкьявике, например, я выдвинул предложения устранить семь первых рядов зрительного зала, установить шумовые ловушки на входах, не заменять штатскую одежду работников сцены на униформу швейцаров, при низкой эффективности всех предложенных мер играть в отдельной комнате. А как иначе, если шахматный матч скорее похож на окружной стадион в Милуоки?!