Юрий Власов - Стечение сложных обстоятельств

Кислородотерапия по методу Соколинского оздоравливает не только печень, но и весь организм. Это и понятно. Ведь в воротной вене, которая в основном и насыщается кислородом при данной процедуре, около 50% всей крови! И она энергично всасывает и разносит кислород.

Целительность кислородных процедур для нервной системы Соколинский подчеркивал высказыванием английского физиолога Конрада Вилли: при достаточной оксигенации нервная клетка практически неутомима. Это фундаментальная и чрезвычайно плодотворная мысль.

Организм ответил на лечение резким улучшением общего состояния. То, что я полагал достигнуть за годы, становится возможным за месяцы. По всем направлениям я ощущаю небывалое увеличение работоспособности. Лихорадка же к июню исчезает бесследно. В последующие годы она возобновляется на две-три недели лишь при серьезных нарушениях режима питания и гриппе.

Результат поражает. В какой же степени организм нуждается в кислороде, если в его системах постоянно столь острый недостаток его! С тех пор я уже по-другому отношусь ко всем возможностям насыщения организма кислородом. Независимо от этого я утверждаюсь и во взгляде на тренировку как на насыщение организма кислородом. Отсюда совершенно иные требования к воздуху, которым мы дышим вообще и на тренировках в частности. Не только закаливание принуждает меня вести тренировки обнаженным.

Я вспоминаю тренировки на сборах, когда был атлетом сборной. Только переезд к морю или в лес коренным образом изменял состояние. Я мог усваивать несравненно большие объемы нагрузок и восстанавливаться в гораздо более сжатые сроки, а ведь все остальное сохранялось — питание, сон… Другим оказывался лишь исключительно здоровый воздух, в котором я как бы постоянно купался…

Кстати, жесткое следование ритму тренировок, отказ пропустить хотя бы одну из них — от большого спорта. Там пропуск занятий вел к утрате смысла предыдущих тренировок. Я опасался пропускать их, чтобы не потерять результат.

И теперь я все время взвинчиваю нагрузки. Я стараюсь выбить из организма приспособленность ко все более интенсивным и объемным нагрузкам. Этим я стремлюсь расширить жизненное пространство.

После неудач и трагедий всегда, стремиться к новой победе — это значит не признавать себя побежденным. Это и есть торжество — твое и дела!

В те годы моя дочь училась на вечернем отделении Московского государственного университета. Я встречал ее обычно около полуночи… Я шел к метро, была ранняя весна. Я поднял голову: необыкновенно четкие звезды! Они всегда такие чистые и крупные при северном ветре. Я сбавил шаг и залюбовался: звезды мерцали за узорами голых ветвей. Блеск их озарял ветви — холодный, едва уловимый глянец на черных плетях. Я вдруг поймал себя на мысли о том, что голова не кружится. Я прежде не смел запрокинуть голову, тем более идти так. И я понял: болезни отступают, я возвращаюсь в жизнь. Меня охватило счастье.

С первым настоящим теплом я решаюсь на беговые тренировки. Беговыми их назвать можно лишь условно. Я то бегу, то перехожу на шаг. И сам бег настолько замедлен, что ходьба в последние месяцы, пожалуй, была порезвее. Так как я много езжу на велосипеде и вообще веду довольно объемные тренировки, я бегаю через два дня на третий и при этом, как говорится, наедаюсь по горло. Зато от тряски опять ноют печень и позвоночник. Однако я креплюсь. Должен привыкнуть! Уже приучил себя к таким упражнениям, о которых я и не смел помышлять. Боль в позвоночнике через три-четыре недели притупляется, а погодя и вовсе гаснет. Но вот без болей в печени не обходится ни одна пробежка. Когда боль невозможно терпеть, я снижаю ритм и стараюсь глотать воздух поглубже. Печень втягивается в работу, и боль стихает.

Я бегаю в одних трусах. Солнце калит плечи и грудь, тело обильно орошается потом, но все это не кажется обременительным. Этот жар мне по душе.

Любовь к бегу во мне на всю жизнь. В детстве я прочитал «Маугли» Киплинга. Описание неутомимости Маугли, его бега запали в сознание. С тех пор я мечтал о беге. Я, наверное, стал бы бегать много раньше — еще в молодости, если бы не увлечение силой. Тренировки ради силы отодвинули ту мечту, но не стерли. Я сохранил ей верность. Или от этой мечты, или из-за какой-то необходимости организма, но я постоянно ощущал потребности в беге, именно в длительном беге — долгими часами. Видение этого бега в снах или причудах воображения всегда манили и волновали. И даже возраст не имел над ними власти…

Мне никак не удавалось соединить уже освоенные беговые отрезки. Я удлинял их, но сомкнуть не мог. Чтобы уберечь спину, я бегаю за городом, по траве. Расстояние я промерял автомобилем, впрочем, это не столь важно. Я бегал на общее время— на 30–40 мин и т.д.

Только к середине лета я сомкнул беговые отрезки воедино. Еще через полтора месяца я пробегал 5 км. К осени я без насилий над собой пробегал 10, а затем и 15 км. Для меня это было величайшим из достижений! Ведь я не только преодолел болезни, но в некотором роде и свою природу. Я был атлетом сверхтяжелого веса — никто из этих людей не приспособлен к работе на выносливость. Им с усилием даются не километры бега, а какие-то сотни метров. Их удел неповоротливость, грузность. Годы тренировок, сложение самих атлетов — все предполагает лишь способность к могучей работе, но мгновенной — яростной вспышке силы. И среди таких атлетов я был самым сильным. Почти 10 лет мне не находилось равных.

Однажды я оказался вынужденным бегать по аллеям парка в городе. Какое разочарование! Метрах в ста шагал мужчина. Я так старался, а настиг его метров через триста, если не четыреста. Он уже вышел на улицу. Вот так бег! Я бегал хуже, чем другие ходят!..

Нередко я слышал насмешки в свой адрес, подчас обидные и глумливые. Я не придавал им значения. Пусть болтают что угодно. Себе цену я знал. Любое мнение обо мне оставляло меня равнодушным. Это отгораживало от зла.

Когда я впервые пробежал 3 км без отдыха, я испытал потрясение. Я пробежал эти километры — пусть пустячные, очень далекие от настоящей беговой выносливости — и не оглох, не онемел от головной боли. Дыхание сохранялось ровным— во всю грудь, сердце — без боли! Совсем без боли! Я брел полем. Солнце огнем уперлось в плечи, ветер трепал колосья мятликов, ежи репейников, пахло нагретой землей и травмами, уже подсушенными жаром… Я вспомнил, как несколько лет назад в испарине и болях не мог отшагать какие-то двести-триста метров! Я вмиг увидел все дни отчаяния, серой мглы по утрам и безнадежность, свое бессилие перед напором болезней… Жаворонки стыли в небе и мелодично перекликались, пересекали дорожку изящные желтенькие шеврицы. Я внезапно почувствовал такую радость, такое счастье: ведь выжил, выжил, теперь все позади!