Василий Панов - Рыцарь бедный

Об этом человеке, которому суждено было омрачить всю последующую жизнь Чигорина, стоит рассказать поподробнее. Будучи на шесть лет моложе Михаила Ивановича, Алапин во всех отношениях был антиподом великого русского шахматиста. Честолюбивый, эгоистичный, энергичный, разбогатевший вместе со своим отцом на лесных подрядах, Алапин мог годами заниматься шахматами без всякой заботы о завтрашнем дне. Он часто бывал за границей по торговым делам, долгие годы жил во Франции, а потом в Германии, куда впоследствии и переселился окончательно. В Петербурге с середины девяностых годов бывал лишь наездами.

Шахматист сугубо рационалистического стиля, убежденный сторонник начинавшей входить в моду зарубежной позиционной школы, Алапин позже не раз выступал в международных турнирах, но без больших успехов – иногда занимая невысокие призовые места, иногда оказываясь в конце турнирной таблицы. Первого приза не взял ни разу. В матчах против сильных маэстро играл неудачно, у второстепенных, случалось, и выигрывал.

Алапинские чувства к Чигорину можно определить как сплав зависти и ненависти посредственности по отношению к гениальному творцу, сторонника установившихся теоретических шаблонов – по отношению к новатору. Неоднократные попытки Алапина помериться силами с Чигориным за доской, как мы увидим, заканчивались полным фиаско. Оставался лишь путь непрестанной мелочной полемики и всяческих закулисных интриг.

Плотный, приземистый человек с лицом бульдога и бульдожьей хваткой в позициях, где можно «зажать» партнера, Алапин считал себя полноправным соперником Чигорина и настойчиво пытался захватить руководящую роль в петербургской шахматной жизни. Практичный, ловкий, неразборчивый в средствах, Алапин искусно использовал особенности гордой и нетерпеливой натуры Чигорина, чтобы, выражаясь шахматным языком, «добиться явного преимущества» не только на доске, но и в жизни.

Вот как рисует их современник В. Чиж антагонизм характеров Чигорина и Алапина. Пришел Чиж как-то к некоему любителю шахмат графу Граббе, числившемуся при русском посольстве в Париже и часто бывавшему в Петербурге. «Смотрю – он стоит в передней, – пишет В. Чиж, – вежливо жмет руку небольшому человеку с лицом мопса, а тот низко кланяется и говорит: „Не беспокойтесь, ваше сиятельство, все исполню в самом скором времени“ – и быстро вышел на лестницу, до которой Граббе проводил его. Я удивился и спросил: „Почему вы этого толстяка провожали с такой любезностью?“ Он ответил: „Да ведь это известный Алапин“. „Что ж, вы с ним играли?“ Граббе улыбнулся: „Нет, он у меня на службе“ – и рассказал, что он, интересуясь некоторыми дебютами и не находя исчерпывающих анализов в руководствах, обращается к крупным шахматистам. „Теперь я особенно интересуюсь гамбитом Стейница и играю по переписке серию партий им с французскими шахматистами. Все бранят этот дебют, а мне он нравится. Хочу исследовать его, но не хотелось бы в партиях сыграть слабо, когда есть хорошие продолжения. Я и обратился по приезде сюда к Чигорину. Он, правда, не отказал в помощи, но давал ее как-то неохотно. Я решил платить ему, пригласил к себе и сказал, что я не рассчитываю на бесплатную помощь. Он ответил как-то уклончиво – ни да ни нет. Я сказал, что скоро уезжаю во Францию и прошу ответы на мои запросы присылать туда. „Размер вознаграждения определите сами, – попросил я Чигорина. – Только одно условие: ответы присылайте без задержки – это мне очень важно“. Вдруг Чигорин покраснел, вскочил и, сказав: „Я к вашему сиятельству в услужение поступать не намерен“, почти бегом выбежал из комнаты, и я не успел остановить ею. Признаюсь, я растерялся. Что было делать? Мне как-то неловко было даже встретиться с ним, тем более что он явно избегал меня. Тогда меня познакомили с Алапиным. С ним дело кончили в пять минут. Он дает товар, я плачу. Он смотрит на это как на коммерческую сделку, и это так приятно: я могу, не стесняясь, сколько угодно и о чем угодно спрашивать, спросил и заплатил – и никаких одолжений!“»

– Зачем вы перебили заработок у Чигорина? – спросили позже у Алапина. – Ведь вы в деньгах не нуждаетесь. Что вам лишние сто рублей?

– Сто рублей никогда не бывают «лишними», – ответил Алапин. – Впрочем, я сговорился с Граббе не только из-за денег. Во-первых, я люблю анализировать и шлифую позицию не хуже вашего Чигорина, хотя и думают, что я уступаю ему. Во-вторых, я собираюсь обосноваться во Франции, и у меня будет «рука» в посольстве. И в-третьих…

Алапин замялся.

– Хотели насолить Чигорину?

– Нет, просто чуть-чуть подбавить соли, чтобы вскипел как следует!

Чигорин также испытывал к Алапину явную антипатию из-за крайнего теоретического догматизма Алапина, апломба, с которым тот отстаивал свои ошибочные взгляды, из-за постоянных его попыток сорвать дело объединения русских шахматистов, которому Михаил Иванович посвятил всю свою жизнь, и из-за недопустимых, неэтичных выходок Алапина по отношению к Чигорину, о которых будет рассказано далее.

«Рождественский» турнир был первой встречей этих двух вечных антагонистов в ответственном соревновании. Проходил турнир с 25 декабря 1878 года по 3 января 1879 года в «столовой дешевых обедов госпожи Мильбрет». Как видно, владельцы ресторанов учли выгоду привлечения шахматистов для «перевыполнения плана» по реализации залежавшихся съестных припасов и главным образом спиртных напитков.

Играли с песочными часами с семи вечера при контроле времени на обдумывание – двадцать ходов в час. Можно было по взаимному соглашению играть и без часов, но с обязательством закончить партию к часу ночи, иначе она засчитывалась как ничья.

Весь турнир Чигорин шел на первом месте, сделав лишь ничью с Шифферсом и победив остальных участников, но в последнем туре проиграл Соловцову, и его нагнал Алапин. Оба набрали по 6½ очков из восьми возможных.

Алапин проиграл Чигорину и сделал ничью с Ашариным. Третье и четвертое места поделили Соловцов и Шифферс – по 5½ очков.

Чтобы определить победителя, между Чигориным и Алапиным, согласно регламенту, была сыграна добавочная решающая партия, закончившаяся убедительной победой Михаила Ивановича, ставшего фактическим чемпионом России.

Чигорин получил первый в своей жизни крупный приз – 125 рублей, равнявшийся его более чем четырехмесячному жалованью. Ольга Петровна тоже была довольна. Но – увы! – именно этот первый крупный материальный успех повел к трагическому финалу первой любви Чигорина.

– Молодец, Миша, – целовала Ольга мужа. – Вот что значит перестать возиться с журналом! Тогда и от шахмат можно пользу иметь. Я так рада, так рада. Нам деньги ой как нужны! Давай их мне и решим, что надо купить в первую голову. А к чаю принесу торт!