Эксперт F1 Джеймс Аллен - Михаэль Шумахер – номер один

Мы сели в машину, Михаэль, Фернандо и я. Фернандо был как в воду опущенный, Михаэль счастливый, атмосфера прохладная. Все молчали. Когда мы прибыли на место, Михаэль выпрыгнул из машины и взбежал по лестнице, а Фернандо сказал мне: «Он специально остановился посреди трассы». На что я ответил: «Ты прав, приятель». Тогда я еще не видел запись данного эпизода, просто думал, что получилось как-то странно».

Интервью началось, и первый же вопрос задан непосредственно по делу: «Михаэль, что произошло в повороте «Рас-касс»? — «Я заблокировал переднее колесо и зашел в поворот слишком широко», — ответил Шумахер с открытым и спокойным выражением лица.

Рядом с ним сидел Алонсо; испанец все последующие полчаса старался вести себя с достоинством, но его лицо было перекошено злобой. По другую сторону от Шумахера расположился Уэббер. Михаэль продолжил: «Я не совсем понимал, что происходило в этот момент на трассе, какое было расположение машин, поэтому я связался с ребятами и спросил, каково положение дел и на каком мы оказались месте. Я не ожидал, что буду сидеть здесь сегодня, а они сказали, что мы первые, и я очень обрадовался». Шумахер говорил не на привычном отшлифованном английском языке, на котором обычно изъяснялся в такие моменты. Его мысли явно перескакивали с одной на другую. Речь утратила свойственную ему беглость. Он слишком хорошо знал, что подумают люди. Только ему было известно, намеренно ли он остановился посередине дороги, чтобы не позволить Алонсо превзойти его. В любом случае он не собирался признаваться в содеянном или извиняться за свое поведение. Это не в его характере. Немца спросили, не потому ли он остановился, что заглох двигатель.

«Нет, сначала нет, и я пытался включить задний ход, но на самом деле я не хотел сдавать назад, толком не видя, что там, и в конечном итоге двигатель заглох. Мне нужно Выяснить, почему это случилось, потому что на это не было никаких причин, но думаю, что через какое-то время, если днигатель работает таким образом, он отключается. Полагаю, что именно это и произошло».

Затем три гонщика переместились в основное здание пресс-центра для пресс-конференции. Перед ними сидело 150 журналистов. Шумахер за свою карьеру бесчисленное количество раз оказывался в такой ситуации, но всегда испытывал дискомфорт. Позднее он вспоминал: «Игры со СМИ исегда давались мне нелегко. Получасовая пресс-конференция утомляла меня больше, чем сама гонка. Это не мой мир. Во мне нет ничего от актера. Вдобавок все по-своему интерпретируют и извращают сказанное. Я не могу изображать эмоции по мановению руки и не хочу».

В этот раз он испытывал еще больший дискомфорт, чем обычно.

Дело было за малым – кто начнет войну. Через десять минут после начала конференции первую пулю выпустила, хоть и осторожно, Анна Гуинтини – хрупкая француженка много лет бессменно вела раздел о Формуле-1 в престижной французской ежедневной газете о спорте L'Equipe.

В 1996 году Гуинтини взяла у Михаэля интервью, в котором он раскрыл больше карт, чем во всех остальных беседах с журналистами, вместе взятых. Единственный раз в своей карьере Шумахер немного расслабился и открыто говорил на многие темы. По иронии судьбы Гуинтини была супругой Дениса Чеврье, руководителя инженерного отдела моторостроительного департамента Renault.

— Я поговорила с некоторыми гонщиками. Они считают, что сегодняшний инцидент не вполне правдоподобен. Если так, то это просто срам, — заявила она. Атмосфера на пит-лейн и в паддоке была наэлектризована из-за случившегося. Современная Формула-1 не богата на драмы, а паддок – по большему счету спокойное и тихое Шумахер выглядел слегка обескураженным, но сохранял спокойствие.

— Вы абсолютно правы, это действительно был бы срам, но неоднозначные моменты возникают всегда. Твои соперники считают одно, а люди, которые на твоей стороне, другое, в этом суть спорта.

— Вопрос не о друзьях и врагах, вопрос о том, что приемлемо и что неприемлемо в спорте, — сухо отозвалась Гуинтини.

— Я объяснил вам, что произошло, и если вы хотите этому верить, вы поверите, а кто не хочет, может не верить. К несчастью, таков мир, в котором мы живем.

Затем Шумахера спросили в лоб, сжульничал ли он. Его лицо напряглось:

— Нет, и я не понимаю, почему вы задаете мне такой вопрос. Я думаю, что это жестоко с вашей стороны. Если бы вам хоть раз довелось пилотировать здесь, в Монако, у вас, вероятно, не возникло бы подобного вопроса.

Сидевший рядом с Шумахером Марк Уэббер заметил внезапную перемену в поведении Михаэля: «Его левая рука дрожала. Ему было явно не по себе. Мне кажется, в тот момент даже его взгляд стал стеклянным. Все сказанное им дальше было явным притворством. Несколько раз он смотрел на Сабину. Он оказался в трудном положении. Когда все под контролем, у него любая беседа проходит как по маслу, но когда появляются трещины, все идет наперекосяк и говорит он совсем неубедительно».

Алонсо мало говорил во время пресс-конференции. Его спросили, изменилось ли его отношение к Шумахеру после случившегося. «У меня есть свое мнение, но я не буду озвучивать его здесь», — последовал лаконичный ответ. — hi то. Теперь он кажется гораздо цивилизованнее, чем в прошлом, когда по нему разгуливали такие личности, как Айр-1ПН Сенна, Ален Прост и Найджел Мэнселл.

В наши дни пилоты и боссы команд строго придерживаются правил, самостоятельно разбираются со всеми проблемами, приходящими извне, и решают спорные вопросы за за-I рытыми дверями. «Вините» в этом влияние крупных корпораций, автомобильных производителей, банков и страховых компаний, которые вливают в Формулу-1 миллионы условных единиц. Внутренние аспекты работы этих организаций включают в себя вмешательство в мельчайшие детали работы подчиненных, определенное диктаторство в управлении, п пни навязали эти ценности спорту. Даже несмотря на то, что Формула-1 – это спорт, который дышит страстью, эту страсть и драматизм редко когда выставляют напоказ.

Но в ту субботу, в мае 2006 года, страсть так и выплескивалась наружу, словно лава из жерла вулкана, и мишенью ее был Шумахер. Наблюдая за все растущим негодованием, нельзя было не вспомнить Гран-при Европы в Хересе IS97 года, самую низкую точку в карьере Шумахера. Тогда и борьбе за звание чемпиона мира он практически вынес Жака Вильнева с трассы, но тот смог продолжить гонку. Проигравшим оказался именно Шумахер. Он многократно ныражал сожаление и раскаяние по поводу того инцидента, а л же признал в 2003 году, что «прошло немало времени, пре-реде чем я понял, что сотворил. Вероятно, я просто не хотел по признавать. Если и есть нечто, что я бы хотел исправить и своей карьере, то это гонка в Хересе».