Андрей Букин - Пара, в которой трое

Спустя много лет я вновь его вспомнил и попробовал сделать. И тут я выяснил, что технически он очень сложен. Но я тогда не сомневался, что ход у меня огромен, комплексов насчет собственных возможностей не существовало никаких.

Как мы изучали многооборотные прыжки? Я прыгал с Валерой – вторым мальчиком в группе – в сугроб. Разбегались, делали аксель и валились в сугроб – падать небольно. Машина, расчищающая лед, наваливала вокруг катка горы снега, благодаря им мы и выучили аксель в полтора оборота. Разъяснений от тренера, занятого в течение полутора часов еще с тридцатью учениками, приходилось ждать слишком долго, а нам с Валерой не терпелось.

Вслед за Робертом Романовичем я тоже ушел из ЦСКА, но поскольку уйти от фигурного катания уже не мог, то отправился записываться в «Спартак». Там на меня посмотрели довольно критически, хотя я явился на тренировку в белой шапочке с полосами, какие тогда надевали конькобежцы и лыжники. «Школу» я не знал, да и что можно было выучить, катаясь по кругу, нарисованному метлой? Мои ровесники-одиночники в «Спартаке» по сравнению со мной творили чудеса. Тогда меня определили в танцы: «Мальчик ничего, и фигура нормальная».

Первый мой учитель в спортивных танцах на льду – Анатолий Петухов. Он еще сам успешно выступал, но первые троечки, первые беговые, вперед-назад – всю эту премудрость танцевальных шагов я узнал от него. Петухов был и первым учителем Сретенского. То, что в основном составе сборной страны в течение нескольких лет из трех партнеров двоих начал обучать Анатолий Иванович, наверное, говорит о том, что он очень хороший детский тренер. Так с января 1967 года, четыре раза в неделю, без пропусков, я начал заниматься танцами. Мы тренировались на открытом льду на Малой спортивной арене в Лужниках. Она была еще без крыши, ее перекрыли накануне московской Олимпиады.

Полгода я имел постоянную партнершу, но запомнил только то, что ее звали Таня. Началось лето, каникулы, а после каникул я запустил учебу, и теперь уже мама возражала против тренировок, хотя по-прежнему сопровождала меня на них. Скорее всего, ею двигала не усталость от поездок, а желание, чтобы я учился в музыкальной школе имени Дунаевского по классу баяна. Я там похлопал в ладоши, что-то спел, и меня приняли. Но фигурному катанию не изменил. Думаю, что не последнюю роль сыграло и то, что у родителей свободных денег на баян не оказалось. Но полгода я пропустил, партнерша моя меня не дождалась, бросила спорт.

Теперь я катался один, не понимая, что потерял не только партнершу. Ведь в будущем я всегда бы мог растягивать меха – и с горя и с радости, а так закончится спорт – и никакого выхода чувствам. Прошло одно занятие, другое, а на третье выскакивает на лед большая группа танцоров, там были даже взрослые ребята, а с ними тренер. Глаза у нее сверкают, приказывает она громко, ребята с удовольствием ее команды выполняют, видно, что все они неплохие фигуристы. Я подъехал к Петухову узнать: что за тренер такой громогласный? «Надежда Широкова, – сказал Петухов, – первая чемпионка Советского Союза по танцам». Чемпионкой она была под фамилией Велли. Через двадцать минут она меня подзывает: «Мальчик, ты в каком классе?» – «В шестом». – «А сколько тебе лет?» – «Двенадцать», – отвечаю. А ей показалось «пятнадцать», и она сразу потеряла ко мне интерес. Мало того, что карлик, еще и двоечник. «Ну, иди, катайся дальше», – милостиво отпустила она меня. Потом она все же спросила у Петухова, зачем он держит на льду таких уродцев? Тут она выяснила, что я еще просто малец. В конце концов я оказался в группе у Надежды Степановны.

В этой же группе каталась и Ольга. Ее Надежда Степановна приметила в Черкизове на «Локомотиве», когда еще занималась спортом сама. Ольга уже выполнила первый юношеский разряд в одиночном катании. Куда мне было до нее с моим третьим?

На следующей тренировке меня поставили в пару с Верой Морозовой, Олиной подругой и ровесницей, но чем-то мы как дуэт не приглянулись Широковой, и она переместила меня к Ольге. Мы сразу подошли друг другу, к тому же Ольга оказалась первой партнершей, которая была пусть чуть-чуть, но ниже меня.

Я прекрасно помню момент, когда Надежда Степановна подвела меня в углу катка к Ольге. Надо было проскользить по краю площадки, держа ее руку в своей руке, только и всего, а на меня столбняк напал. Первые уроки – как в тумане. Так с осени 1969 года я стал тренироваться уже вместе с Ольгой. Есть фотография: мы выступаем на чемпионате ВЦСПС, я проезжаю на одной ноге, Ольга тоже, а вторую она закладывает мне за спину – так была растянута.

То, что я, мальчик, занимаюсь танцами, меня не волновало. Я любил фигурное катание, и если меня уж никуда не брали, так хоть в танцах держали. Я рос тихим, положительным ребенком, совершенно не хулиганил. Меня как самого младшего в группе не очень терроризировали, что нередко делают «старослужащие», и не только в армии. На одном катке с нами тренировалась и Наташа. Я запомнил ее только потому, что эта огненно-рыжая девочка всегда была одета в синее платье.

В 1972 году мы оказались на сборе в Ростове-на-Дону вместе с фигуристами из Ленинграда. Ими командовал Игорь Борисович Москвин, а с ним приехал весь питерский цвет одиночного катания: Юра Овчинников, Игорь Бобрин, Наталья Стрелкова, Игорь Лисовский. Тренировки у танцоров начинались в десять, но я приходил пораньше (одиночники всегда ни свет ни заря катаются) и занимался с ними «школой». Интуитивно чувствовал (не думаю, что тогда работали мозги), что пробелы в начальной грамотности дадут о себе знать и в обязательных танцах. Я даже начал осваивать многооборотные прыжки.

Во время декретного отпуска Надежды Степановны нас тренировал ее муж Сергей Широков. В это время мы работали на одном льду с Лешей Голосовым, учеником Елены Владимировны Васильевой. Судьба его в спорте сложилась крайне неудачно. Леша – прыгучий парень, а связочный аппарат у него оказался от рождения непрочным. Леша получил четыре надрыва мениска, пережил четыре операции, и в конце концов у него нарушилась координация. Сила есть, выброс замечательный, полет высокий, а прыжки не идут, боится не так приземлиться на колено. Прыжки – особая тема в фигурном катании.

У меня во сне и выезды получались шикарные, приземлялся я мягко, с проездом. Иногда во сне и тройные прыгал. Но это во сне, а наяву имел аксель одинарный и почти научился прыгать флип. Это к четырнадцати-то годам. Но однажды в Саратове, прыгнув флип, я приземлился на прямые ноги… и сразу в голове промелькнула история с детской травмой. Я ездил с родителями на дачу и как-то на остановке, по-моему, в городе Покрове, побежал к колонке. Жарко, пить хочется. Колонку отчего-то водрузили на постамент, а сзади нее – частокол. Хватаюсь за ручку, она остается у меня в ладони, и я лечу прямо на колья. Свалился я удачно: колья разошлись, но какой-то диск в позвоночнике, наверное, чуть-чуть сместился. И когда я приземлился с прыжка на обе ноги, сразу схватило спину…