Михаил Лившиц - Большая шляпа средних размеров

Как и все родители, отец Алика мечтал, чтобы его сын добился в спорте того, что не удалось ему самому. Сначала он хотел, чтобы сын занялся каким-либо спортивным единоборством — мальчик должен уметь постоять за себя. Как-то во время очередного перекура Михаил Орестович — отец Алика — обратился к другу-сослуживцу, имевшему квалификацию мастера спорта по боксу:

— Дружище, а ты не мог бы пристроить моего Альку в боксерскую секцию, которую вел бы твой хороший знакомец — так, чтобы научить мальчишку постоять за себя и при этом не покалечить его?

— Мишаня, зачем тебе это надо — ведь там, как ни смотри, будут бить по голове! Поверь мне, это здоровья не прибавляет. Пристрой его лучше в теннис, будет играть всю жизнь до глубокой старости.

Михаил Орестович, имея множество недостатков, обусловленных как его происхождением (он имел оригинальную фамилию Гуревич), так и собственным характером, обладал, однако, одним редким достоинством — он относился к категории людей, умевших слушать советы. Вот и теперь он задумался.

В семидесятые годы прошлого столетия большой теннис — а тогда говорили просто теннис, ибо малого (настольного) тенниса тоже не было, а был пинг-понг — находился на задворках советского спорта. В стране практически не было кортов, инвентаря, советские теннисисты не принимали участия в престижных международных турнирах, а успехи восемнадцатилетней Анечки Дмитриевой, первой из советских теннисисток вышедшей в 1958 году в финал Уимблдонского турнира среди девушек, Александра Метревели, также впервые вышедшего в финал мужского Уимблдона в 1968 году, не нашли должного внимания и отклика в руководстве советского спорта. А Жене Кафельникову, которому суждено было стать в 1996 году первым советским теннисистом, выигравшим «Большой шлем» на парижском «Роллан Гар-рос», было всего шесть лет. Власть имущие простодушно полагали, что игра, в которой на сравнительно большой площадке играют всего два человека, не может быть истинно народной. К тому же теннис не имел олимпийского статуса.

Вот в такой обстановке Михаил Орестович и привел восьмилетнего сына в теннисную секцию «Локомотива», благо стадион находился в тридцати минутах езды на автобусе от их дома. Его несколько удивило, что в секцию было записано более тридцати детей, а тренировки проходили на одном корте. Неприятное впечатление произвела на него и тренер — грубоватая женщина лет сорока на вид и, как ему показалось, не любившая детей. Как выяснилось, фамилия ее — Не-отесова Клавдия Ивановна — как нельзя ей подходила. Большинство родителей невольно заискивали перед ней, стараясь не обращать внимания на, прямо скажем, хамоватое поведение наставницы, — чего не вытерпят любящие родители ради своих чад! Тренировки проходили два раза в неделю, бабушка, которая жила с ними и обожала внука, охотно возила маленького Аль-ку на занятия.

Первое время Михаил правдами и неправдами вырывался с работы, чтобы посмотреть, как проходят тренировки сына. Надо сказать, что чем больше он наблюдал за тренировками, тем меньше они нравились ему. Обычно сначала проводилась общая разминка, затем дети ставились у стенки и начинали пытаться играть с мячами. При этом тренер показывала одно движение, которое надлежит выполнять — обычно это был удар справа, а сама отправлялась на корт играть со старшими ребятами — как правило, на тренировки малышни приходило двое-трое старших ребят, с которыми тренер и занималась. Предоставленные себе дети колотили, что называется, кто во что горазд; так как стенка была невысокой, то обычно через два-три удара ребенок перебрасывал мяч через нее и отправлялся искать его в траве. Присутствовавшие на тренировке родители — в большинстве своем бабушки и дедушки — активно включались в поиск переброшенных мячей. Учитывая то, что мячи были в то время дефицитом, родители химическим карандашом или фломастером «подписывали» мячики. Изредка тренер прерывала занятия со старшими ребятами, подходила к кому-нибудь из малышей и показывала правильное движение. Минут за десять до конца тренировки она выбирала пару малышей и ставила их к сетке. Остальные продолжали копошиться у стенки.

Михаил наблюдал эту безрадостную картину и недоумевал: «Неужели при таких занятиях ребенок когда-нибудь научится по-настоящему играть?»

Он купил и себе теннисную ракетку и теперь по воскресным дням вместе с сыном на любой подходящей площадке начал перекидывать мячи. Дело пошло веселее. Мальчик не хватал звезд с неба, но обладал достаточно приличной координацией, а главное — ему нравилась игра.

Между тем подошло время ехать на дачу, и занятия пришлось прервать. Михаил, будучи человеком интеллигентным, счел своим долгом поставить в известность тренера, заверив ее, что по возвращении с дачи в сентябре сын возобновит тренировки, и опять нарвался.

— Мы обычно на лето уезжаем в спортлагерь, там дети занимаются по усиленной программе, — ответила тренер, — так что ваш ребенок сильно отстанет от группы. Если хотите возобновить тренировки в сентябре, ему потребуются дополнительные занятия, сами понимаете, не бесплатно. Он и так слабее всех в группе. Решайте, как говорится, баба с возу — кобыле легче!

Обескураженный отец подобострастно закивал головой:

— Конечно, конечно, я понимаю, как скажете, так и сделаем, спасибо, извините за беспокойство, до встречи в сентябре.

И проклиная себя за этот невесть откуда взявшийся заискивающий тон, он ретировался. В душе полыхал пожар. О том, чтобы отправить маленького сына на все лето с этой гнусной бабой, не могло быть и речи. Почему Алька слабее всех? Да она и подошла-то к нему за все время раза три, не больше! Да пошла она! Михаил заставил себя отвлечься. Впереди был дачный сезон, а в августе — Крым, пансионат.

Они уже не в первый раз отправлялись в этот пансионат — лучший друг Михаила по институту, продвинувшись достаточно далеко по карьерной лестнице, имел возможность доставать путевки, что в советское время было далеко не просто. На территории пансионата размещался теннисный корт — с жутким бетонным покрытием, но — все-таки корт! А так как Михаил терпеть не мог просто валяться на пляже, то каждую свободную минуту они с Алькой выходили на корт и, пока южное солнце не валило их с ног, играли. Тем более что конкурентов у них особенно и не было, только к вечеру собиралась компания и начинались парные игры. Алька начал «держать» мяч, и их пара достаточно часто выходила победителем.

Настало время возвращаться в Москву, и почти сразу же по приезде Михаил Орестович вместе с подросшим и загоревшим Алькой вновь оказался на «Локомотиве». Превозмогая себя, изобразив на лице натужную улыбку, он подошел к тренеру: