Наталья Степанова - Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 34

Согласитесь, если мы с вами чего-то не видим, то означает ли это, что этого вовсе нет? Мы не можем видеть радиоволны и частички атома, но они есть.

Невидимые глазу волны позволяют нам слышать по беспроводному телефону человека, который находится за много суток езды от нас. Все больше и больше ученых сходятся во мнении, что были, есть и будут невидимые нашим глазам параллельные миры, в которые, возможно, и переходят души умерших. Разговоры о людях, которые исчезали, а затем объявлялись, не беспочвенны. Другой вопрос, что никто не слышит их, а они утверждают, что побывали за гранью и видели там умерших живыми людьми. Все это, как всегда, воспринимается с усмешкой либо как очередная выдумка газетчиков, чтобы увеличить рейтинги их изданий. А теперь письмо, о котором я говорила. Привожу его с некоторыми сокращениями.

Из письма:

«О том, что со мной произошло, я уже пытался рассказать два раза: один раз – своей маме, второй раз – священнику, и из этих попыток я усвоил, что если я и дальше буду упорствовать, рассказывая о моем приключении, то в конце концов, так или иначе, пострадаю. Я просто запретил себе не то что говорить, но даже и думать об этом, но последнее у меня не получилось. С того дня, когда это произошло, минуло шестьдесят пять лет. Я уже очень стар, и мне вдруг с новой силой захотелось, чтобы кто-нибудь узнал о том, что со мной произошло. Я все время думаю об этом, но, конечно же, уже не испытываю тех волнений и страхов, которые долгое время меня не отпускали.

Как я уже сказал, случилось это давно, почти семьдесят лет назад, и в то время мне едва исполнилось пять лет. Родился я и рос в христианской, верующей семье. Наша семья даже при религиозных гонениях всегда соблюдала посты, хранила иконы и молилась. Мой прапрадед был священником, и, видимо, все пошло от него. Итак, в пять лет я потерял любимого отца – он заболел туберкулезом и быстро угас. Моя мама, видимо, очень его любила, потому что после похорон она беспрерывно плакала, молилась и каждый день бегала к нему на могилку. Меня она тоже с собой брала, и у меня ныло сердце от ее рыданий. Когда мама уходила на совхозные работы, я подходил к иконам, вставал на колени и просил Бога, чтобы он утешил маму и она не плакала. Еще я просил Господа хоть раз показать мне моего отца, так как мне хотелось при встрече спросить его, зачем он умер, зная, как его любит мама и я. Я гладил иконочку, целовал ее, и она становилась мокрой от моих детских слез, потому что каждый раз, когда я начинал молиться, мне становилось жаль свою маму, себя, и умершего отца, который всегда меня баловал и играл со мной, ведь я у них был единственным ребенком.

В тот раз был не обычный день, а Покров Богородицы. Я проснулся и обнаружил на столе обещанный мне черемуховый пирог. Мамы не было дома, и я решил, что она ушла без меня на могилку. Взяв в руки пирог, я вспомнил, что не произнес ежедневную молитву перед принятием пищи. Проговорив ее, я не откусил вожделенного пирога, а решил отдать его Богу, думая, что мой поступок смягчит Его сердце, и Он в честь Покрова и моего дара Ему исполнит мое желание. Встав на табуретку, я дотянулся до полки, на которой стояли иконки, и положил свой пирог возле них. Потом взял в руки икону, которой я обычно молился, и попросил ее в честь праздника исполнить то, что я хочу. Мне хотелось есть, и я снова залез на табуретку и откусил от подаренного Богу пирога кусок. Потом мне захотелось еще кусочек, и так я съел весь пирог. Осознав, что я провинился перед Богом – дал Ему в подарок пирог, а потом съел, – я разревелся. Одевшись, я вышел во двор, испытывая досаду, что мама, не дождавшись, когда я проснусь, ушла без меня на кладбище (я тогда не знал, что на самом деле мама уехала в город, в церковь). Дорогу до кладбища я знал хорошо. Мне не хотелось возвращаться в дом, где я мог видеть икону Бога, у которого я забрал и съел пирог, и я пошел на кладбище искать маму. На улице было тепло, несмотря на Покров, снега еще не было, и кругом лежала желтая листва, по которой я побежал в нужном направлении. До кладбища я дошел быстро, но на могиле отца мамы не было, и я приуныл. Мое внимание привлекла стрекочущая сорока, она перелетала с куста на куст, и я устремился за ней. Она смешно прыгала, и это меня забавляло. Сам того не замечая, я ушел в глубь кладбища, оно было очень большое, и, куда бы я ни глядел, везде были памятники и кресты. Остановился я у какого-то старого склепа. Сперва я рвал возле склепа ягоды рябины и маленькие перезрелые ранетки, я ел их и набивал ими свои карманы. Неожиданно меня заинтересовала эта странная могила со склепом. Увидев в склепе дверку, я сильно захотел в нее войти и стал по ней пинать и бить ее задом. Дверь со скрипом открылась.

Заглянув в нее, я увидел, что внутри темно, и, достав из кармана коробок со спичками, поджег длинную толстую палку, которую нашел возле могилы. Палка загорелась, и, взяв ее в руки как факел, я стал спускаться в склеп по узкой каменной лестнице. Внизу оказалась довольно просторная комната, в углу которой на возвышении стоял большой, позеленевший от времени и сырости гроб, который я мысленно обозвал про себя ящиком. Походив по комнатке из угла в угол, опять же не знаю зачем, я стукнул об этот ящик палкой, и от удара пламя на палке затрепетало и едва не погасло. И вот тут я увидел, что нахожусь в склепе не один. Рядом со мной стояла женщина, примерно такого же возраста, как моя мать. Помню, первой моей мыслью было то, что я уже где-то видел эту незнакомку и что она удивительно красива. Затем я подумал о том, что мне нужно скорее улизнуть, чтобы не попало за то, что я открыл дверь и вошел без спросу. Но по лицу женщины я не заметил, чтобы она сердилась. Сунув руку в карман, я подцепил побольше мягких ранеток и протянул их ей, в надежде таким образом уладить то, что я натворил. Женщина покачала головой и произнесла: „Я сыта, наелась черемуховым пирогом. Хочешь, я покажу тебе, где твой отец?“ – неожиданно спросила она и, увидев мою растерянную улыбку, слегка подтолкнула меня в спину, и я вошел в еще одну дверь, которую до этого не замечал. Я был уверен, что до этого момента дверки не было, ведь я своим факелом осветил и осмотрел все стены и углы. Но эта мысль, мелькнув в моей голове, пропала.

В тот момент мне было так удивительно радостно и спокойно, как больше уже не было никогда. Пройдя в другую комнату, я сощурился от яркого света. Комната была такой огромной, что я не видел ее стен, будто бы мы оказались на улице, где есть все: передвигались и сидели люди, были цветы, деревья и даже река. А мы, проходя мимо, снова и снова видели разных людей. Было очень много ярких птиц, росли кустарники все в цветах и удивительной красоты цветы. В воздухе стоял дивный аромат, дышалось легко, и было слышно чарующее, просто ангельское пение – позже видение этого большого сада и этот дивный запах цветов преследовал меня всю мою жизнь. Еще в тот момент, в том моем странном путешествии, я испытывал приятную сытость от того, что видели мои глаза, а видел я на деревьях сочные алые, желтые и зеленые яблоки, виноград, висящий на лозах, и разные неведомые мне фрукты. Я не рвал их и не ел, но вкус всех этих плодов мое нёбо и язык чувствовали, а мой желудок был приятно наполнен. Мое внимание было заняли бегающие дети. Их смех был подобен колокольчикам, и мне вдруг захотелось все бросить и к ним бежать, но в этот момент та, которая меня сопровождала, произнесла: „Гляди, видишь, это твой отец!“