Уилл Гомперц - Думай как художник, или Как сделать жизнь более креативной, не отрезая себе ухо

Так работают представители всех творческих профессий, но, как я полагаю, в наибольшей степени это относится к художникам, для которых особенно важен острый глаз и внимание к мелочам. Один мазок кисти может кардинально изменить впечатление от самого большого полотна. Каждый цветовой нюанс – это нота, звучащая в симфонии красок, и любая ошибка царапает взгляд зрителя, как режет слух фальшь, допущенная одним из оркестрантов.

Чрезвычайно интересно – и поучительно – посетить художника в его мастерской. Поговорите с живописцем или скульптором, и вам многое откроется. Нередко бывает, что посреди разговора художник внезапно встает с места, подходит к начатому холсту и слегка прикасается к нему кистью. Это объясняется тем, что художник постоянно думает о своей картине и о каждой ее детали. И в этом мало кто может превзойти Люка Тёйманса.

Один мазок кисти может кардинально изменить впечатление от самого большого полотна.

Этот бельгийский художник не склонен замыкаться в своем узком мирке: это обессмыслило бы его работу. Его картины создают у публики особую атмосферу причастности, которая и вызывает восхищение. Не случайно Тёйманс принадлежит к числу самых почитаемых и высокоценимых художников нашего времени.

Он живет и работает в Антверпене, где родился и вырос. Его мастерская расположена на невзрачной улочке недалеко от железнодорожного вокзала Антверпен-Центральный, признанного шедевра архитектуры. Дом Тёйманса выглядит намного скромнее и больше напоминает склад при торговой лавке, чем мастерскую художника. По крайней мере, снаружи. Но стоит открыть унылую серую дверь, и вы попадаете в Страну чудес.

Темный длинный коридор ведет к двустворчатой стеклянной двери, за которой и находится мастерская. Это просторное помещение размером с пакгауз, но поражает оно не этим, а освещением. Белые стены, никаких перегородок, и все это залито голубовато-серебристым светом, что отчасти объясняется близостью Северного моря. Для усиления эффекта в потолке вырезаны ряды окон, затянутых тонкой прозрачной пленкой, сквозь которую тоже льется свет.

В день моего визита было пасмурно. Небо обложили серые тучи, но, когда я поднял глаза к отверстиям в потолке, у меня возникло ощущение, что я стою в погожий июньский день на берегу Средиземного моря, – надо мной сияла густая и яркая голубизна.

Я. Отлично придумано!

Люк . Архитектор накосячил. Свет должен быть не такой.

Я . Чем он вам не нравится?

Люк . Чересчур синий. А летом отбрасывает тени.

Я . Вот оно что. Все равно здорово.

Художник молча закурил первую за день сигарету; потом он будет смолить одну за другой.

Я . Вы не боитесь, что курение вас убьет?

Люк . Не убьет.

Я . Откуда вы знаете?

Люк . Моя мать курила всю жизнь. И хоть бы что. У меня ее гены.

Я . Понятно. Но все же…

Все шесть стен студии увешаны картинами. Некоторые миниатюрные, примерно 30 квадратных сантиметров. Другие гораздо больше, от 150 до 340 сантиметров в длину. Все на подрамниках (Тёйманс никогда не использует рамы), кроме одной, законченной накануне. Это большое, кое-как прикрепленное к стене полотно напоминает просторную, не по размеру рубаху: свободные края закручиваются в трубочки, холст чуть-чуть парусит. На нем изображена диорама – миниатюрная копия сценки, созданной Тёймансом по мотивам поздней спорной работы почитаемого им Марселя Дюшана «Данное» (1946–1966). Это типичный для Тёйманса прием: он берет уже существующее изображение (фотографию или вырезку из журнала) и использует для реализации собственного замысла. Оценивать качество миниатюры рано: художник еще может внести в нее изменения. Тем не менее она показалась мне очень выразительной. Собственно, не столько само изображение, сколько то, что его окружает.

Широкие поля холста заляпаны разноцветными пятнами: очевидно, Тёйманс использует их вместо палитры. Обычно эти неряшливо выглядящие пространства никому не видны, но, как объясняет Тёйманс, смешивать на них краски намного удобнее: рука остается свободной, вдобавок они шире палитры и ближе к картине. Прерывая работу над той или иной деталью, чтобы охватить взглядом все полотно, художник одновременно проверяет, не допустил ли он ошибку в выборе оттенка, и лишь затем делает следующий мазок.

Для Тёйманса это особенно важно, причем не из эстетических, а из практических соображений. Работает он очень быстро: утром берется за картину и к вечеру ее заканчивает.

Я . Когда вы утром приходите в мастерскую, вы вносите во вчерашнюю картину какие-нибудь изменения?

Люк . Нет.

Я . Никогда?

Люк . В общем, никогда.

Я . Почему?

Люк . Это привычка.

Я . А если работа не закончена?

Люк . Она закончена.

Я . Откуда вы знаете?

Люк ( закуривает сигарету ). Знаю.

Тёйманс работает методом по влажному слою, то есть не дает краске высохнуть. Исправления вносить очень трудно: все плывет, цвета смешиваются… Стоит понаблюдать за художником, когда он обдумывает детали и все произведение в целом. Ему удается написать качественную картину всего за один день именно потому, что он приступает к ней, когда у него уже созрел план работы, всеохватный и подробный одновременно.

Он начинает работу над картиной не в тот миг, когда с кистью наперевес впервые подступает к чистому холсту. И не накануне вечером, обдумывая за ужином ее варианты. На вынашивание замысла уходят месяцы, а то и годы, и отправной точкой часто служит случайно попавшийся на глаза образ. Не знаю, как долго он размышлял над способом выразить свое глубокое восхищение Дюшаном, но я точно знаю, что идея повесить на первой стене мастерской три его портрета пришла к нему за полгода до поездки в Эдинбург.

В столицу Шотландии Тёйманс отправился летом, в самый разгар знаменитого фестиваля искусств. В Эдинбурге он первым делом посетил галерею Тэлбота Райса, где выставлены три портрета кисти шотландского художника XVIII века Генри Ребёрна. Это были портреты видных деятелей эпохи Просвещения – Уильяма Робертсона, Джона Робисона и Джона Плейфэра. Тёйманс сунул руку в карман, достал айфон и сфотографировал все три портрета.

Люк . Хотите взглянуть?

Я . Конечно.

Люк . Что скажете?

Я . Немного нечетко.

Люк . Но это мне как раз и нравится! Я ни за что не сменю телефон.

Я . Потому что он делает плохие снимки?

Люк . Ну да!

Это не глупое упрямство. Для художника, картины которого словно бы затянуты полупрозрачной вуалью, – это его специфический прием, – гаджет, помогающий создать соответствующий эффект, в самый раз. Тёйманс предпочитает расплывчатую манеру письма. В отличие от Ребёрна.