Марина Куропаткина - В тюрьме

Поскольку объектив видеокамеры направлен строго в одном направлении, у стены под ним находится так называемая мертвая зона. Находящийся в ней человек невидим для камеры, поэтому, если вам необходимо что-то спрятать, лучше всего делать это в том месте. Если во время обыска вам удалось припрятать сигареты и спички, спрятавшись в мертвой зоне, можно немного покурить.

Поскольку в КПЗ часто содержится не один, а сразу несколько задержанных, в обращении с ними следует тщательно придерживаться определенных правил.

Не торопитесь здороваться за руку и не удивляйтесь, если вам никто не подаст руку – согласно тюремному этикету, распространенному и в КПЗ, за руку здороваться не принято. Причины такого явления будут подробно объяснены позже. При знакомстве достаточно назвать свое имя. С другой стороны, не стоит пугаться, если вам все же протягивают руку для приветствия. В этом случае следует пожать ее.

Держитесь настороже, если вам будут задавать вопросы. Вполне может оказаться, что вместе с вами в камере сидит стукач, или, как его чаще называют, «курица», или «ментовский». В этом случае любое сказанное вами слово будет тщательно анализироваться. К сожалению, стукача далеко не всегда можно узнать. Ведь может так случиться, что ваш сосед по камере и в самом деле является террористом или убийцей, а не притворяется им. «Курицей» может оказаться как случайный задержанный, которому было обещано смягчение приговора, так и специальный оперативник – штатный сотрудник милиции.

Чтобы расколоть вас, стукач будет стараться изо всех сил завоевать ваше доверие. Как правило, он попытается с помощью различных «откровенно», «ты пацан нормальный, поэтому только тебе…» и «по секрету» рассказать вам свою историю и тем самым вызвать вас на откровенный разговор.

Стукач может прикинуться крутым братком, даст вам несколько на первый взгляд отличных советов, а то и начнет вспоминать «общих знакомых», о которых узнать опытному оперативнику достаточно просто.

Стукач может затаиться под личиной случайного сокамерника, например пьяницы или наркомана. Конечно, этот человек вполне может оказаться и обычным задержанным, но рисковать не следует.

Усилия подосланного оперативника вполне могут увенчаться успехом, если вы не удержитесь и похвастаетесь перед ним своими «крутыми» достижениями, а то и разоткровенничаетесь, утешая себя мыслью, что «у них ничего нет на меня – напугают, обломятся и завтра выпустят». Увы, такие ожидания оправдываются совсем не часто, зато ваши откровения могут принести вам же огромный вред. Поэтому в КПЗ лучше всего молчать, как бы вам ни хотелось поговорить от скуки, чтобы расслабиться или просто поделиться своим горем и раздражением. Более того, постарайтесь и сами задавать поменьше вопросов, чтобы вас самих случайно не приняли за стукача и жестоко с вами не расправились.

Согласно закону, задержанных в КПЗ должны регулярно кормить. Делается это за счет государственной казны, но на деле все может быть по-другому. Если у вас есть деньги, вы можете обратиться к милиционеру, и он сходит в магазин и купит вам еды.

«Когда г-жа Верлен и Рембо уехали, подследственного перевели в соседнее полицейское отделение, за ратушей, в “Амиго” – так со времен испанской оккупации его называли местные жители. Поскольку у Поля были деньги, ему официально разрешили находиться в так называемой “пистоли”, что позволяло ему заказывать еду за стенами тюрьмы. Он немедленно потребовал себе бутылку пива, хлеба и сыра» (Пьер Птифис. «Поль Верлен»).

Если же вас вдруг забыли покормить, а есть очень хочется, стучите в дверь и, не стесняясь, жалуйтесь на произвол властей – общественные, хоть и не первоклассные харчи, вам полагаются. В крайнем случае можно написать жалобу.

Жалоб в КПЗ можно писать много, столько, на сколько хватит бумаги. Угроз типа «я сгною тебя» бояться не стоит, вряд ли милиционеру захочется потерять работу из-за жестокого обращения с задержанным. Это только в тюрьме вы будете считаться осужденным, виноватым, а потому практически бесправным членом общества, а в КПЗ ваша вина не доказана, а потому вы имеете такие же права, как и свободный человек, за исключением права покинуть камеру. И обращаться там с вами, если вы не уголовник-рецидивист, будут соответственно.

Обычно люди, прошедшие в свое время КПЗ, относятся к милиционерам, работающим там, скорее, как к нянькам и санитарам, чем как к жестоким правозащитникам. И действительно, сотрудники милиции должны вас охранять, кормить, выводить в туалет, следить за вашим самочувствием и мешать вам вредить своему здоровью, в том числе предпринимать попытки покончить с собой, то есть заботиться о вашем физическом состоянии. Своими правами необходимо пользоваться. Требовать от милиционеров можно многое, однако только то, что не выходит за рамки их обязанностей, а то они могут и обидеться, что существенно скажется на ваших с ними взаимоотношениях.

Между тем, говоря о КПЗ, следует затронуть и такую малоприятную, но не тем не менее актуальную тему, как пытки. Конечно, в большинстве своем и следователи, и милиционеры, такие же люди, как все, просто в силу своей работы они вынуждены преследовать и наказывать правонарушителей. Постоянно иметь дело с садистами, убийцами, насильниками, ворами, террористами и прочими криминальными элементами мало кому нравится, но работа есть работа, и, если у следова-теля есть веские основания подозревать вас в совершении особо тяжкого преступления, а вы отказываетесь давать показания, он вполне может пойти на крайние меры, например пытку. Хотя об этом не принято говорить, случаи подобной насильственной добычи доказательств регистрируются и в России, и за рубежом.

Ахмед Отмани, которому пришлось пережить весь ужас допроса под пыткой, ярко и красочно описал свои переживания в книге «Опыт пыток»: «Во время приступов насилия и боли мне приходилось внушать себе, что это не страшно. Тем самым я бросал вызов и своим мучителям, и самому себе. Я никогда с ними не говорил, я не кричал – и это приводило их в бешенство. Дело дошло до того, что один из них однажды нанес мне пятьсот ударов по пяткам – в попытке заставить меня издать хоть один звук. Они бы предпочли, чтобы я как-то выражал свои чувства, пусть даже ненависть, а не оставался безучастным. Но я полностью закрылся – и от них, и от своей боли… Самое удивительное, иногда мои палачи, думая, что я лежу без сознания, начинали между собой переговариваться. Они обсуждали своих детей, жен, работу. Кто-то звонил своей подружке. Короче говоря, они вели себя, как самые обычные люди, которые, тем не менее, без колебаний, без угрызений совести совершали самые жуткие зверства».