Валентин Бадрак - 7 принципов построения семейного счастья

Достаточно красивыми даже в преклонном возрасте были отношения у Горбачевых, у Мережковского и Гиппиус, у Андрея Сахарова и Елены Боннэр, у Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской, у Карло Понти и Софи Лорен. Они вызывают не только уважение, но и восхищение. И даже сомнительные с точки зрения счастья пары к концу жизни, словно «перебесившись», уединялись в раковине своего мира. Те же экстремальные Сартр и Симона де Бовуар к концу жизни отдались совместным путешествиям, наполненным волнующими впечатлениями общения с известными людьми своего времени. Но, кажется, их занимательные встречи с Мао Цзэдуном, Фиделем Кастро, Че Геварой, Хрущевым и Тито позволили им заострить внимание на собственных личностях, на внутреннем общении, на ощущениях, обрамленных рамками других персонажей, бросивших вызов истории. Это примеры правильного старения, образы людей, которые вовремя перешли на новый уровень понимания себя и своей половинки. У них можно учиться стареть вместе с любимым человеком, что не менее притягательно, чем сгорать от горячей страсти ищущей выхода юности.

Сильный и верящий в себя человек способен воспитать в себе практически любые чувства, руководить ими на сознательном уровне, подготовить себя к любым сценариям встреч, как и к ответам на любые провокации. На координатной сетке любовь находится в верхнем правом углу, в самом жарком месте, где высокая температура желания, как лава, расплавляет все спорадическое, рассеянное, не относящееся к постоянству. Ненависть, медленно убивающая и замораживающая душу, напротив, располагается в левом нижнем углу системы координат, там, где царит вечный холод забвения и безмолвия. Мы должны помнить, что осознанное стремление делает чудеса и все находится в наших собственных руках, даже свободолюбивая птица любви.

Влияние моделей брачных отношений родителей, не говоря уже об их воздействии на психику ребенка, определяет в значительной мере формирование собственного представления ребенка о жизни в паре. Невольно представляя себя на месте родителя того же пола, ребенок неосознанно моделирует весь сложный спектр отношений с противоположным полом. Еще Карл Юнг утверждал, что «именно прочность связи с родителями бессознательно влияет на выбор мужа или жены – либо положительно, либо отрицательно». По Юнгу, не реализованные по причине следования искусственным мотивам жизненные переживания родителей вынуждают детей компенсировать не осуществленное родителями уже в своей жизни. Многие современные психоаналитики также говорят об использовании опыта своих родителей как «экрана всевозможных проекций» в собственной жизни, где каждый задолго до брака имеет сформированные модели совместной жизни, которые и пытается предложить партнеру.

Существует множество наглядных примеров, как отношение родителей в браке ставило в зависимость детей, совершающих часто странные и не поддающиеся логике поступки, выбирающих причудливые схемы собственных браков, с такими же проблемными узлами, с таким же отношением к тому или иному вопросу. Мало кому удается освободиться от негативных символов, полученных от родителей; разве что в случаях откровенного презрения к их форме отношений и выборе противоположных моделей. Хотя и тут неискушенных молодых людей могут подстерегать совершенно неожиданные ловушки.

Александр Блок может служить любопытной и одновременно типовой иллюстрацией неспособности освободиться от «проклятия» родительской модели. Его отец, согласно многим оценкам, «был непригоден к семейной жизни по причине какой-то атавистической, ненормальной жестокости», «держал жену впроголодь, бил ее», «был клиническим садистом, мучившим двух жен и окончившим свои дни одиноким неопрятным душевнобольным». Мать, по убеждению окружающих, тоже была если не истеричкой, то, по меньшей мере, нервной и болезненно капризной особой, впадающей в припадки беспамятства и меланхолии. Ее часто преследовали мрачные думы о том, чтобы лишить себя жизни, вылившиеся в три неудавшиеся попытки самоубийства. Наконец, третий персонаж, повлиявший на формирование будущего поэта, – отчим – совершенно примитивный солдат, разговаривавший с ребенком не иначе, как отрывистыми командами, языком тупой муштры, с брезгливостью и презрением. Лишенный любви, Блок не научился любить сам, изливая в стихах свою душевную боль и непреодолимую тоску. Психические ужасы детства преобразовались у поэта в невероятное болезненное расщепление желания: всех женщин он разделил на святых и проституток. Такое к ним отношение выросло у Блока в извращенно-абсурдное представление о браке: как бы не желая повторять в своей судьбе всего увиденного в жизни родителей, он отвергал физическую близость, оставляя для мужа и жены лишь «очищенную от грязи» платоническую любовь. Но наряду с этим у молодого Блока внутри клокотала непреодолимая жажда самца, которую он, почти не таясь от красавицы-жены, утолял в публичном доме. Естественно, семейная жизнь поэта оказалась картонным домиком, еще недавно – красивым, а теперь разрушенным до основания. А надломленная психика его жены Любови Менделеевой (дочери создателя знаменитой таблицы) еще долго оставалась в плену бесконечного унижения; из отношений с Блоком она вышла оскорбленная и полная неверия в возможность быть счастливой. Так и не испытав сладости интимных отношений, уже через несколько лет супруги оказались абсолютно чужими друг другу, закрытыми друг для друга в эмоционально-энергетическом плане, лишенными лекарства чувственного общения. Более того, сам Блок, по всей видимости, в силу подавления родителем и отчимом и отсутствия успокаивающей материнской любви, вырос патологическим ипохондриком, даже мазохистом, ибо стремился к сильным женщинам, которые доминировали над ним. Черной птицей-колдуньей кружилась над сознанием Блока фатальная безнадежность и абсолютная неспособность организации не то что семейного уклада, но даже длительных межполовых и межличностных отношений. Этим злым призраком были врезавшиеся в мозг вечные разногласия между его родителями и вытеснение ими из своей жизни собственного сына. Несмотря на островки страсти в короткой жизни Блока, патологические впечатления детства привели его к ранней смерти, причину которой некоторые смелые авторы трактуют не иначе, как «медленное сознательное самоубийство».

Не менее поучительна история Ги де Мопассана, который так же, как и его пораженные нервными болезнями и пороками родители, не сумел создать семейного уюта, не сумел научиться любить, хотя на редкость ловко управлял страстью. Предчувствуя смертную агонию, которую растянула во времени удавка сумасшествия, писатель, которого называли символом бесстыдства своего века, заявил, что никогда не любил. Правда состояла в том, что могильным камнем для Мопассана стали уродливые отношения его родителей, и даже самоотверженная любовь матери не спасла заблудшую еще в детстве душу сына. Как поспешили зафиксировать биографы писателя-эротомана, его мать отличалась серьезностью и умом, тогда как отец оказался откровенным гулякой с «недалеким умом и слабым характером». Раздоры, происходившие на глазах у мальчика, самым непосредственным образом отразились на его судьбе. Но еще больше, чем семейные распри, на маленького Ги повлияла поведенческая модель отца – нетерпеливого ловеласа, почти не скрывавшего своих стремлений услаждать плоть. Разрываясь между отцом и матерью, Ги оказался не в силах отвергнуть отца; он тихо и безропотно принял для себя его формулу отношения к женщине, тогда как от матери впитал раннюю любовь к эмоционально насыщенной литературе. Исследователи жизни писателя указывают, что после развода родителей одиннадцатилетний мальчик «остался жить с матерью, сильной и волевой женщиной». «Он ее обожал. Отца своего Мопассан ненавидел. Эту ненависть он перенес на всех мужей вообще и до конца дней своих оставался холостяком». Впрочем, существуют и другие мнения на этот счет, а именно: факт «сердечной», по словам Эда Мениаля, переписки писателя с отцом указывает на признание его модели приемлемой для себя. Любя мать, он не сумел взять на вооружение ее отношение к браку, ибо и другие близкие к семье люди приложили руку к тому, чтобы окончательно испортить сценарий его жизни. Для начала стоит вспомнить дядю Альфреда, родного брата матери, который отвергал любовь и предавался самому изысканному разврату (дядя умер за два года до появления самого Ги). Очень многие ранние впечатления Мопассана были связаны с образом демонического и вместе с тем блистающего интеллектом дяди, а А. Лану вообще уверен, что болезненные галлюцинации и появление двойников в видениях писателя передались ему как раз от Альфреда Ле Пуатвена. Но, кажется, картину «дописал» до логического конца друг матери и его учитель Гюстав Флобер, который нередко сопровождал ученика в походах по домам терпимости и поощрял его беспорядочные связи с легковесными порочными женщинами. Разумеется, все это мало способствовало стремлению создать нормальную семью и углубляло дисфункцию любви Ги де Мопассана. Тихий разрушитель, он всю свою короткую жизнь лишь старался убить себя самым изощренным способом, и в конце концов ему это удалось.