Наталья Чернышенко - 7 секретов личного счастья. Советы преуспевающей свахи

Теперь мне кажется, что я совсем ничего не понимала в те юные годы, а просто себе бог знает, что напридумывала и поэтому страдала.

В понедельник, ровно в назначенное время я переступила порог так влекущей меня двери приемной деканата. Как глубоко было мое разочарование, когда в приемной я увидела сразу всех своих преподавателей. Никто не проявил ко мне никакого интереса, и я быстро выскочила из помещения. После окончания занятий страшно разочарованная и убитая горем, опустив голову и не обращая внимания на прохожих, я брела в сторону общежития и хныкала. Люди, довольные первым весенним теплом, прогуливались по аллеям города и весело общались между собой, а у меня на душе было хуже, чем студеной зимой: холод и мрак.

Услышав за спиной быстрые шаги, я невольно обернулась, и к своему изумлению увидела Владимира Николаевича. Он подошел ко мне и обычным спокойным голосом сказал:

– Я видел тебя в приемной, но сегодня все как будто сговорились прийти ко мне со своими проблемами. А вот после работы, поджидая тебя во дворе института, я проморгал, как ты вышла из здания и ушла.

Нам некуда было торопиться, нас никто нигде не ждал. Мы не спеша шли по аллее в направлении общежития и разговаривали в основном об учебе. Этот вечер для меня как-то сразу стал удивительно теплым и романтичным, превращаясь в нереальный, сказочный сон. Моя душа ликовала и пела, и пела она о любви. Мне не верилось, что это происходит именно со мной, что я иду с красивым элегантным мужчиной, о котором давно мечтала и этот мужчина никто иной как мой преподаватель. Чудеса, да и только.

Перед тем, как войти в здание, он остановился и, смотря мне прямо в глаза, сказал:

– Давай, в следующую субботу встретимся в центральном городском парке у памятника Пушкину в 19–00 и погуляем, так, чтобы нас мало кто мог видеть. Ты не возражаешь?

– Хорошо, – ответила я, не веря своему счастью.

Забежав к себе в комнату и, чувствуя, как громко стучит сердце, я крепко обняла подругу, расцеловала и обо всем рассказала. В тот вечер мы долго со Светланой обсуждали прошедший день, свидание с Владимиром Николаевичем и нам обоим казалось все это с области фантастики.

Неделя длилась очень медленно, изводя меня своей медлительностью и монотонностью до предела. Как минимум десять раз на день я задавала себе один и тот же вопрос:

– Почему Владимир Николаевич захотел именно со мной встречаться? Ведь он такой красивый, умный, элегантный, а я всего-навсего обычная смазливая студентка.

Субботним вечером ровно в 19–00 я подошла к назначенному месту – памятнику Александру Сергеевичу Пушкину и увидела стоящего там и поджидающего меня декана. Он представлял собой сплошное обаяние, а ведь мне хорошо было известно, как этот мужчина наводил страх не только на студентов, но и на весь педагогический коллектив института. Ходили разговоры, что у себя на родине он недавно разошелся с женой и поэтому приехал в этот город и устроился в наш институт, чтобы быть подальше от жены и даже случайно не встречаться с нею. Владимир Николаевич – обаятельный, интеллигентный, спортивного телосложения мужчина был мечтой любой женщины института, а он стоял, крутил головой по сторонам, поджидая именно меня, простую девчушку, еще студентку. Догадывался Владимир Николаевич или нет, что я сохну по нему уже почти год, я знать не могла, но, то, что он сам изъявил желания встречаться со мной, делало меня самой счастливой на свете.

Мы стали видеться почти каждый вечер и всегда подальше от людских глаз. Это было в глубине парка или на окраине города. О наших встречах никто не знал, только моя подруга, которой я полностью доверяла. На лекциях, когда я смотрела на Владимира Николаевича, то не верила, что встречаюсь с этим строгим, неприступным, как крепость, гордецом, а вечером, слушая его интересные, а порой и забавные истории из студенческой жизни, смеялась от всей души и совсем не заботилась о будущем.

Пришло время и первым пьянящим, кружащим голову поцелуям, и словам признаний. В его объятьях я забывала о предстоящей сессии, зачетах, экзаменах. Училась я хорошо и за сессию не беспокоилась, но меня стали волновать летние каникулы, а вернее сказать, расставание со своим любимым. До каникул предстояло еще одно, очень важное мероприятие – день его рождения, сорокалетний юбилей. Что могла подарить молодая студентка-девственница красавцу преподавателю? Только свою невинность. Но где? Добраться до его комнаты практически было невозможно, так как на первом этаже сидела дежурная, постоянно следившая за коридором, где находились служебные помещения и никого со студентов туда не пускала. Второй вход на его первый этаж был запасным, пожарным и располагался с торца здания. Эту дверь можно было открыть самому Владимиру Николаевичу, когда возникала необходимость вынести мусор из комнаты на улицу в мусорные баки.

Первый раз мы воспользовались этой дверью, хотя было очень рискованно, как раз в день его рождения. Когда я проходила к Владимиру Николаевичу, то молили бога, чтобы дежурной именно в это время не захотелось прогуляться коридором первого этажа. Раз в месяц мы этой дверью пользовались и в дальнейшем. А тогда в день его рождения все было впервые и очень романтично и загадочно. Время, к которому давно стремились наши сердца и тела, наступило. Мы растворялись и растворялись друг в друге и не могли досыта насладиться.

Было ли его чувство глубоким по отношению ко мне или его просто влекло к молодой красивой девушке и ничему не обязывающим встречам? Сейчас мне трудно говорить об этом, а тогда этот вопрос совершенно не волновал меня. Я была молода, впечатлительна и желала большой всепоглощающей любви. Разве в том моя вина, что полюбила не студента-однокурсника, а именно Владимира Николаевича, своего декана?

В наших с ним нередких разговорах почему-то часто всплывала тема предательства, и он мог часами напролет рассказывать о десятках исторических фактов измены. В его историях речь шла не только о женском предательстве, а о предательстве как таковом, который является самым низким человеческим поступком. С одной стороны я понимала, почему он затрагивает именно эту тему разговора. Мы оба ходили по лезвию ножа. Данное ему слово, что я никому и никогда не расскажу о наших отношениях, выполняла, хотя и знала, что от нас не все зависит. Нас могли случайно увидеть или выследить, и это обернулось бы для обоих большим позором. Меня могли исключить с института, а его уволить за аморальное поведение. Думаю, причина этих разговоров заключалась в когда-то пережитом предательстве, и кто бы это ни был друг или любимая женщина они оставили глубокий рубец на его ранимом сердце.