Лилия Гущина - Мужчина и методы его дрессировки

С нашими рыцарями такой номер не проходит Эверест их жертвенности — лобызание мертвой невесты и то при условии хорошей сохранности трупа. А лягушачью шкуру они непременно сожгут. Потому как очень хочется. Не завтра и навсегда, а сегодня и немедленно — и гори все синим пламенем.

А мы — такие. Нас медом не корми, дай только очеловечить чудовище. Калеки, карлики, тарзаны, маньяки всех сортов — какие степные просторы, какое поле деятельности!

Взамен не возьмем ни полушки, ни полушалка. Тебя не соблазнить ни платьями, ни снедью, справедливо посетовал поэт. А на блесну восхищения ловимся моментально. Промелькнет угрюмый восторг в тусклых зрачках удава — и женщина зачастит в террариум. Разбередят ее сердце ночные серенады, и она рухнет с балкона в объятия певца, заранее простив ему и рубильник Сирано, и оскал Гуимплена. А чаще даже не заметив ни того, ни другого.

В начале века в поездах промышляла особая категория дорожных аферистов. С усиками и в цилиндрах. Подсаживался такой валет к одинокой пассажирке и затевал знакомство, опутывая жертву клейкими нитями комплиментов, молниеносными признаниями, окатывал северянинской ажурной пеной, окуривал наркотическим фимиамом. От станции до станции успевал справиться с испугом, корсажными шнурками приличий, «сударь, что вы себе позволяете». И наши не избалованные дифирамбами прабабушки размякали, таяли, как мартовские сосульки, теряли бдительность. а вместе с ней свои дорожные саквояжи и ридикюли. Видимо, промысел был настолько прибыльным, несложным и безопасным, что скоро обет авил по своему чмаху карточный железнодорожный бизнес по выкачиванию денег у раззявистых маменькиных сынков. В некоторых поездах даже вешали специальные предупредительные таблички. Совершенно напрасные. Цилиндр и усики заслоняли все. Думаю, обобранные дамы горевали вовсе не об утрате кошельков и при очередной встрече с жуликом не полицмейстера бы позвали, а закатили сочную сцену.

Нам совершенно безразлично, откуда идет тепло:

от старинного камина, буржуйки, костра на снегу или спичек балабановской фабрики. Только бы шло, только бы грело. Потому отсутствие у партнера рук, ног, мозгов, члена, любого органа, кроме сердца, — досадная, но извинительная оплошность природы. К тому же последняя пытается загладить свои промахи, как-то утешить нестандартных детей: глухонемые улавливают даже вибрацию эфирных волн, слуху слепого позавидуют и кошки. А уж компенсировать стограммовую недостачу и вовсе легко. Особенно в нашем спартанском государстве, где все мы — падчерицы пола в саже и лохмотьях. Потому что мужья, способные без понукания вбить одиозный гвоздь, сделать комплимент, при разводе поцеловать руку, не требуя дележа табуреток и зубочисток, предел грез. Потому что с температурой под сорок мечемся между стиральной машиной и пылесосом, с кличем «сарынь на кичку!» штурмуем житейские бастионы. У нас стальные локти и тонкие, как папиросная бумага, стенки маток. От наших улыбок содрогаются закаленные дантисты. Мы политы матом и духами, от которых дохнут мухи и хлопаются в обморок комары. На нас искусственные шубы и неглиже, от которого у мужчины встают дыбом только волосы.

Но кольчуга Брунгильды вспенится кружевным пеньюаром, но из облака прачечного пара вылепится субтильная нимфа, стоит произнести простенький текст заклинания:

· Я не подпущу тебя к плите, чтобы атласную кожу не высушил ее жар, буду драить до блеска полы, чтобы ты могла босиком пропорхнуть в ванну, твои вены не набухнут от тяжелых сумок, у тебя никогда не потекут краны, не окосеет дверь, не рассохнутся стулья, не затупятся ножи, а в вазе не завянут цветы. Я буду плотником, маляром, сантехником, нянькой, горничной. Только люби меня. Как умеешь и сколько получится.

Декламатору выплатят вожделенный гонорар. И откроют беспроцентный бессрочный кредит. Даже если он ограничится двумя-тремя телодвижениями в заданном направлении. Когда сей сладкоголосый соловей — мужчина. А его сопернице нельзя оперировать фальшивыми векселями. Иначе первый же встречный укомплектованный счастливец сдует ее с драгоценного ложа, словно пивную пену.

Вот и старается, вот и несет на блюдечке с голубой каемочкой амурное ассорти, заказанное избранницей. В нем поклонение соседствует с презрением, раболепство с деспотизмом, грубая фраза обрывается в голубиное воркование, рысь прыгает на загривок, чтобы обернуться вокруг горла ласковой горжеткой. Она обращается к подруге, как женщина к любимому, она обращается с подругой, как мужчина с возлюбленной.

И все-таки, — слышу за плечом прокурорский голос въедливого читателя, — зачем нормальной женщине природный кастрат, когда вокруг племенные стада?

А зачем умнице — дурак, трезвеннице — алкоголик моралистке — бабник? Зачем, зачем… Затем!

Журнальный снимок: голливудская звезда в обнимку со знаменитой теннисисткой. Что породило этот союз — банковский счет Мартины Навратиловой или аллергия на бицепсы экранных суперменов? А может (почему бы и нет?) элементарная женская сердечная недостаточность.

Судейский свисток судьбы вызывает монопольную любовь со скамейки запасников там и тогда, где и когда мужчина проштрафился окончательно или его присутствие чревато катастрофой. А еще когда женщина страдает хронической формой сиротства. Это не профессиональная болезнь старых дев и покинутых жен. Внешние обстоятельства могут быть самыми распрекрасными: семья, стабильность, достаток. А копни поглубже космический вакуум, беспредел одинокости. На чьей груди отыщется место и для щеки, и для души, если не на груди существа, сочетающего в себе родственность и чужеродность. Первое — чтобы понять, второе — чтобы притянуть.

Вот тепличный росток, вскормленный маменькиными нитратными баснями о мужском коварстве, запуганный обескровленными призраками абортов. Ей давно пора ночами напролет втискиваться барельефом в стены лестничных площадок, прятать под пудрой и шейным платком радужные кляксы первых уроков страсти. А она щиплет овечкой травку на клумбе под отчим окном до ранних сумерек комендантского часа. Но болотные огни блуждают в карминовых потемках тела, и на них, как на маяки, выруливает контрабандная шхуна:

· Твоя приятельница не вылезает из джинсов…

· Сейчас так модно, мама.

· …и из твоей комнаты.

· Мы занимаемся. Английским языком. Ты что-то имеешь против?

А вот хрупкая сосенка с мужем-дятлом. Он закончил классическую гимназию подворотен и подвалов, где сопрягаются на скорую руку и без выкрутас, он так и не понял разницу между самообслуживанием и партнерским сервисом, путает окончания мужского и женского рода… Его любовь — это еженощный спуск в тесную штольню, это упорная осада крепости, которая и не думает сопротивляться. Только не надо колотить в нее бревном, а достаточно нажать неприметную кнопку в стене над воротами — и они откроются автоматически.