Глеб Погожев - Лечение по Болотову: ферменты, уксусы, квасы

Даже тогда, когда он устраивался на работу почтальоном, а затем – дворником, его не оставляли в покое. «Вызов советскому обществу! Демонстрация!» Перепуганные начальник отделения связи и директор школы вынуждены были просить Болотова подать заявление «по собственному желанию».

Кто же был тот, всесильный, после звонков которого начальство старалось избавиться от Болотова?

…15 марта 1983 года в квартиру Болотовых ввалились незнакомые люди, начался обыск. Переворачивали мебель, ворошили книги. Помогали студенты юридического факультета Киевского госуниверситета (практические занятия?). Грузили в мешки библиотеку ученого, посмеиваясь: «Неужто все это прочитали?» Тот растерянно пытался что-то объяснить. Кому?

Операция закончилась только поздней ночью. Как потом выяснилось, вместе с личными вещами изобретателя прихватили некоторые вещи семьи, сына Болотова, которые затем пропали бесследно. «Преступника» посадили в черную «Волгу» и увезли.

Два месяца жена и сын обходили различные организации в поисках пропавшего в государстве развитого социализма гражданина. Следователь по особо важным делам прокуратуры Киева В. К. Игнатьев, как вспоминает Болотов-сын, сказал, что отец «находится там, где надо», и посоветовал прекратить хождения, пригрозив в противном случае поместить где-нибудь рядом с отцом. Проявил о сыне Болотова трогательную заботу и следователь УКГБ В. В. Волков, посоветовав от отца отказаться и дорожить благополучием собственной семьи.

Только 13 мая 1983 года на личном приеме в прокуратуре Н. А. Болотовой сказали, что арестованный содержится в следственной тюрьме УКГБ, где «для крупного ученого условия получше, чем в обычном следственном изоляторе вместе с уголовниками». После 4 месяцев «улучшенных условий» Болотова перевели в Лукьяновскую тюрьму к уголовникам, а затем в Павловскую больницу для судебно-психиатрической экспертизы. Через месяц медицина признала изобретателя «проявляющим признаки психопатического развития параноидального типа на фоне органического поражения центральной нервной системы с утратой критики собственных поступков». Вывод – НЕВМЕНЯЕМ.

Суд, который должен был решить в отсутствие обвиняемого вопрос о принудительном лечении, усомнился в выводах медицины и направил дело в Институт общей и судебной психиатрии имени Сербского. Перед отправкой Болотова в Москву жене и сыну разрешили короткое свидание с ним.

«После семи месяцев мы увидели родного человека. Живые мощи… Он с трудом шел, поддерживаемый санитаром. Глубоко запали глаза, страшная худоба, весь дрожит, все время пугливо оглядывается, с трудом включается в разговор. Такие вещи я видела только в кино, когда показывали концлагеря!» (из рассказа Н. А Болотовой в редакции). «Подлечили»…

В отличие от киевских медиков московские Болотова признали ВМЕНЯЕМЫМ. Но – психопатической личностью, стремящейся к лидерству, признанию значимости своей личности, со склонностью к формированию сверхценных идей. Все логично: разумеется, склонность к «признанию значимости собственной личности» – явное отклонение от нормы. Норма – это безликость. А уж насчет «сверхценных идей» – тут и сомневаться нечего. Правда, у Болотова из этих «сверхценных идей» почти 140 признаны изобретениями и занесены в Государственный реестр СССР…

Вменяемый, но со «склонностями», Болотов обращается к прокурору Киева с письменным ходатайством о допуске к его делу защитника. Казалось бы, после заключений двух экспертиз об особом психическом состоянии Болотова (несколько месяцев обследований в психических учреждениях закрытого типа – не курортное лечение) обвиняемому необходимо дать право на защиту. В уголовном деле в суде ходатайства Болотова не оказалось. А следователь по особо важным делам В. К. Игнатьев с мая по август 1984 года защитника к делу не допускал и только в конце августа, когда следствие было закончено, разрешил защитнику ознакомиться с делом.

Попутно – о В. К. Игнатьеве: в любимой мной телепрограмме «Взгляд» он выступал недавно как активный участник реабилитации жертв сталинизма, активист киевского общества «Зеленых».

«В мае 1977 года у себя дома на пишущей машинке “Рейнметалл” и по месту работы… изготовил в 10 отдельных частях машинописное произведение под названием “Бессмертие – это реально”, систематически дополняя и изменяя редакцию в последующие годы, где наряду с описанием лекарственных растений и методов лечения различных заболеваний пытался объяснить с антинаучных позиций устройство мира, лидерной структуры в природе и обществе, высказывал суждения о социальном устройстве различных обществ с точки зрения их противоречия законам природы, возводил заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй.

В этом произведении Болотов с клеветнических позиций отрицает открытые основоположниками марксизма-ленинизма законы развития общества, заявляет о якобы бесперспективности социализма и невозможности построения коммунизма в СССР и других социалистических странах, порочит советскую действительность, внутреннюю и внешнюю политику КПСС и Советского правительства, демократические устои советского общества, клевещет на культуру, науку, искусство, систему медицинского обслуживания, средства массовой информации, агитации и пропаганды, социалистическую систему хозяйствования, пытается доказать необходимость двухпартийной системы в нашей стране, частной собственности на землю и средства производства, а также восхваляет и поддерживает контрреволюционную деятельность отщепенцев из “Солидарности” в ПНР».

Знакомый стиль, знакомая аргументация. Но это не выписка из дела тех лет. Автор – следователь Игнатьев, время составления – 1984 год.

15 октября 1984 года в Киеве начался суд над Болотовым. Проходил он при большом стечении свидетелей. Хотели было послушать дело родственники, друзья, близкие. Но не тут-то было. Н. А. Болотова отметила, что «незапланированных» свидетелей или зрителей тут же в коридоре строго спрашивали: «А почему в рабочее время вы не на работе?!» (Вспоминаю московские процессы Даниэля и Синявского. Зал был полон «представителями трудовых коллективов», которых почему-то никто не спрашивал, почему они не на работе.) Да и зачем в зале суда НА ТАКОМ ПРОЦЕССЕ люди непроверенные, инструктаж не прошедшие? Еще чего доброго могли бы возмутиться тем, как вел процесс судья Н. Н. Майбоженко, как выступал прокурор М. П. Хрущ, какую позицию заняли заседатели В. М. Удод и С. Д. Лущикевич. Пришлось бы из зала выводить…

Не хотели от обвинителей отстать и журналисты. Активно участвовали в травле талантливого изобретателя С. Анатоленко («Правда Украины» от 25.11.84, «Золотая рыбка из мутной водицы»), а также Э. Першин («Литературная Украина», 1985, «Плесень»), Е. Попок («Труд» от 3.08.85, «Сорняк на биополе») и О. Швец («Вечерний Киев», 1985, «Биополе… с капустой»). Самоотверженно били они лежачего, искалеченного судом и следствием, «подлеченного» в психбольницах человека! Надо полагать, они же сегодня пишут о перестройке, о жертвах репрессий, вытаскивают из небытия незаслуженно забытые имена. И так же броско, «доходчиво»…