Петр Котельников - Седьмая чаша гнева

Не станем преуменьшать значения письменности и в наше время, хотя и есть опасения, что компьютеризация познавательных процессов разрушит исследовательскую мысль многих. Так заманчива мысль написать курсовую работу, извлекая готовые материалы из Интернета. Можно и не учиться читать, это может легко сделать за человека машина. И прежде многие не отличались желанием владеть словом.

«Владеть словом? Какое счастье, наверное? А что делать мне, сильно заикающемуся? Войду в магазин, подойду к прилавку и тычу пальцем на пачку с маслом… Продавщица недоуменно разводит руки… Вот и не покупаю его, хотя только за ним сюда и шел! Боюсь своего корявого языка. С детства дразнят… Проезжаю свою остановку, когда ночью еду домой, а через окна ничего не видно. В случайной компании изображаю из себя тупицу, и доволен, когда меня таковым считают. Ведь я не могу красиво молоть языком! Когда приходится покупать две кружки пива, растопыриваю пальцы, словно глухонемой. А как с девушкой встретиться? Вместо приветствия сухо киваю головой… Ей кажется, что я и чувствовать не способен. Сам себе противным стал. В голове рисую сцену объятий, нежность встречи и одновременно понимаю, что всего этого не будет! Женщина чувствует ушами, но мой язык не для передачи чувств!»

Мы уже упомянули о том, что память свойственна природе. Ею обладает и малое, и большое. Мы не знаем механизма ее, но полагаем, что она – материальна. Более других тканей памятью обладают нервные клетки. Все раздражения, поступившие в кору головного мозга, не только вызывают ответную реакцию, но и откладываются «на память». Есть ли память у животных? Скорее всего – есть! Наблюдения за поведением их заставляют так думать. Дикие животные в саванне прежде ничего не знавшие об огнестрельном оружии, научились отличать ружье от обычной палки. Собака, попавшая под каменные завалы во время бомбежки и оставшаяся живой под кроватью, сохранила об этом память. При всяком авиационном налете, она вбегала в комнату и лезла под кровать. Мало того, она научилась по звуку отличать самолеты, безошибочно определяя их последующие действия.

Память человеческая может иметь врожденный и приобретенный характер. Первая память передается нам вместе с генами. В нее входит и то, что И. П. Павлов назвал безусловными рефлексами, и то, что ранее учитывалось только врачами на приемах, когда больного спрашивали:

«В вашей семье не было психически больных?»

Теперь мы знаем, что список, передаваемых на генетическом уровне страданий, слишком длинный. Они получили название наследственных. Примером таких заболеваний является гемофилия. Гемофилия цесаревича Алексея сыграла немалую роль в действиях его отца – последнего монарха России, призвавшего ко двору старца Григория Распутина, того самого Распутина, которого люто возненавидело царское окружение. Последствия этой ненависти оставили заметный след в истории России.

Передаются и естественные наследственные признаки. А это означает то, что гены несут в себе видовую и родовую память.

Все в семье имели темные волосы и смугловатые лица, как по женской, так и по мужской линии. А он появился на свет рыжим, и не просто рыжим, а – огненно-рыжим. Пламя волос его было изумительным, ярким, видным издали. Кожа его, вся усеянная крупными коричневыми пятнами, была похожей на кожу земляной лягушки. Можно было бы вспомнить поговорку: «Не в мать, ни в отца, а в прохожего молодца». Но если бы была возможность покопаться в родословной, то можно было найти одного из предков, имеющего точно такой же цвет и вид – Марк был полной копией прадеда, жившего 200 лет тому назад.

Человек с рождения несет в себе черты родителей. Построение его тела происходит по модели, заложенной в генах. Если бы мы могли представить всю сложность этой модели. Ученые говорят, что она соответствует тексту в миллион страниц. Вот и представьте память гена, здесь вся анатомия, вся физиология и вся программа на всю жизнь, включая все системы защиты. Да, трудновато разобраться в этом слепой эволюции!

Память текущих событий по крупицам складывается из той информации, которую принесли органы чувств. Яркая, сногсшибательная информация, запоминается человеком навечно. Особенно, если она сопровождалась возможностью гибели. Менее яркая обыденная тоже закрепляется в клетках коры, но она со временем слабеет и вспоминается уже не полностью, а в виде обрывков из прошедших событий.

Иногда данные о ней настолько стерлись, что она может проявиться только при сходных с теми, прошлыми, событиями. И мы называем ее – интуицией.

Многое еще в памяти остается для нас загадочным. Эта загадочность возникает еще и потому, что не ведется фиксация событий, хотя бы на уровне ведения дневников.

Память может иметь коллективный и индивидуальный характер. Коллективная – это история мира, история отдельного государства. Естественно, не следует искать исключительной достоверности изложенных в ней событий. У вас на глазах создается история того государства, у которого прежде не было своей государственности. В такой истории важно, с какого времени начнется исторический отсчет? Чьими потомками будут считать себя люди, живущие в таком государстве? У каждого – свои способности и возможности…

Иногда такая история является «лукавой» формой ухода от прямого обсуждения проблем сегодняшних. Только исторический взгляд на общественное явление позволяет проникнуть в его сокровенный, глубоко скрытый смысл. Порою заметно, с какой целью эксплуатируется исторический материал, отнюдь не руководствуясь задачами познания. Следует задуматься над тем, почему так упрямо пренебрегают уроками, опытом прошлого, повторяют одни и те же ошибки, отдают себя во власть иллюзий и заблуждений? Бывает и так, что рот раскрываешь в изумлении от сознания, как основательно и прочно сидит в нас то, от чего, казалось бы, мы так далеко ушли. Прошлое всегда пересекается с настоящим, не познав прошлого, не поймешь настоящего. Многие проблемы современности корнями своими уходят в далекое прошлое. Просто отмахнуться от них не возможно. Как, скажем, отмахнуться от национальной идеи, являющейся стержневой нитью государственной политики?

Национализм и религиозен, и безбожен одновременно. Вспомним программу немецкого фашизма: человечество неравноценно по своей природе, делится на высшие и низшие расы. Высшая раса на земле – арийская, наиболее чистые представители арийской расы – немцы, и им предопределено господствовать. Слово немцы можно заменить любым, кто избирает своей целью национализм. Так прекрасно, быть посредственностью, ничего не делать и одновременно чувствовать себя выше тех, кто превосходит тебя и умом, и душевными достоинствами. В этом случае на первый план выходит решимость верить в свою высшую людскую природу без фактических и логических доказательств. Верующий в нее готов защищать ее не только с пеной на губах, но и оружием в руках. Рождается вера в ее крайнем виде – воинствующем. И богом этой религии в фашистской Германии был Гитлер. Преклонение перед ним достигало степени общенациональной истерии, его личность всячески культивировалась. Его каждое слово возводилось в закон. Он стал богом нации, и все же он – не Бог… Не было у него запредельных для человека возможностей. Тот не Бог, чье могущество не превышает возможностей самых выдающихся людей, героев. Быть Богом и человеком одновременно нельзя.