Александр Беленко - Панические атаки и ВСД – нервные клетки восстанавливаются. Легкий способ запустить организм на выздоровление

Профессия врача выбрана мной еще в ранней юности. В Крыму, где мне повезло провести часть моего детства и юности, была Малая академия наук «Искатель» для школьников. Здесь я состоял член-корреспондентом. Темами моих докладов были вопросы биологии. Когда меня спросили, с какой наукой я хотел бы связать свою жизнь, я ответил, что с цитологией, «потому что все с нее начинается». «Увы, – ответили мне, – условий для вашего дальнейшего саморазвития у нас нет. Поступайте в медицинский институт».

Когда в 1979 году я закончил Крымский медицинский институт, то знал, что обязательно буду кардиологом, и не просто кардиологом, а знаменитым хирургом, который будет оперировать на открытом сердце, делать пересадку и обязательно еще что-то такое, чего еще никто до меня не делал. Но это будет в самом скором будущем, а сначала я должен набраться опыта и поработать в экстремальных условиях.

За экстремальными условиями дело не стало, я получил распределение для прохождения интернатуры на Южно-Уральскую железную дорогу. А вот с мечтой о кардиохирургии скоро пришлось распрощаться.

Когда мы с женой, которая также была молодым врачом, прибыли в Тынду, выяснилось, что здесь мы особо никому не нужны. Только спустя несколько недель из отпуска вышел начальник врачебно-санитарной службы, женщина лет пятидесяти, от которой теперь зависела наша дальнейшая судьба.

– Кем хотите быть, молодые люди?

– Я – кардиологом, жена – неврологом.

– Не получится. Кардиологи у нас есть. Я предлагаю вам, – обратилась она ко мне, – стать неврологом, а ваша супруга пока поработает терапевтом.

Хорошо терапевту, думаю я теперь. К нему приходят с болезнями, в которых легко разобраться. Выслушал жалобы на кашель или на другие вполне определенные симптомы, затем послушал, пощупал, отправил на обследования, и человек возвращается с уже вполне определенным диагнозом: бронхит, пневмония, язва…

Голову себе ломать не надо, потому что имеются предписанные «сверху» стандарты, как лечить. Назначил что положено, и человек выздоравливает. Выздоравливает в сроки, предопределенные природой его болезни. И нет у терапевта никакой нервотрепки.

Такие завистливые мысли возникают порой тогда, когда я вновь сталкиваюсь с пациентами, которые сами уже не верят в собственное выздоровление, перепробовав множество лекарств и методов лечения от так называемой ВСД. Некоторые пациенты приходят к нам уже на последнем издыхании, и в их глазах читается: «Ты давай, лечи мою особенную болезнь, название которой другие врачи мне уже определили, а я посмотрю, что из этого выйдет. У других-то не получилось».

«Замученные» болезнью, обследованиями и врачами люди приходят к нам порой от безнадежности – попробовать новое лечение и в очередной раз убедиться в том, что их «особенная болезнь» неизлечима.

Человека уже «просветили», что его болезнь врачам понятна, определена исчерпывающим диагнозом «ВСД», вызвана тревогой, и именно эту тревожность необходимо лечить.

При всем этом я понимаю, что врач, который назвал так его болезнь, подразумевал только одно – отсутствие какой-либо болезни. Никакой патологии он не обнаружил. Под этим термином подразумевался всего лишь невроз, возникший от внутренней распущенности.

Выслушав все жалобы, которые едва умещаются на большом листе бумаги, изучив многочисленные его обследования, проведенные неизвестно для чего, и, наконец, проведя свои исследования, я все же обнаружил причину его болезни. Но вот незадача – я не могу внятно объяснить ее пациенту. Потому что для разъяснения мне нужно погрузить человека в анатомию вегетативной нервной системы, о которой он, скорее всего, не имеет ни малейшего представления. Погрузить в физиологию нервных центров, которая и для ученых является сложной. Рассказать как его организм будет избавляться от болезни, аргументируя при этом собственным опытом и теми немногочисленными знаниями, которые имеются лишь в единичных научных трудах, изданных за последние 130 лет, потому что мало кто проводил наблюдения относительно того, как и в какие сроки организм избавляется от возникших в нем последствий вегетативной дисфункции. А еще нужно преодолеть уже привитый пациенту скептицизм: «Мне же обещали уже выздоровление, но я не выздоровел, а вы чем лучше? И почему так больше никто не обследует и не лечит – это что, какая-то несерьезная нетрадиционная медицина?»

В интересах выздоровления человека и для того, чтобы он не изводил себя сомнениями и не мешал организму восстанавливаться, я не раз выворачивался наизнанку и на пальцах, подбирая, как мне кажется, понятные повседневные сравнения, терпеливо аргументировал, почему он должен выздороветь.

Выжатый к вечеру как лимон от взваленных на себя рабочих перегрузок, я думал: «Ну ее в болото, пойду туда, где буду назначать обследования и лечение по предписанным «сверху» стандартам, и буду спокоен». Но по дороге домой в автомобильной пробке невольно в голове начинали прокручиваться те страдания, которые мозг впитал в течение дня, те результаты, которые показали наши исследований, и те научные факты, которые неизвестны не только пациентам, но и многим врачам. И в который раз возникает несогласие с общепринятой доктриной, согласно которой эти страдания считаются психоэмоциональной распущенностью, психическим конфликтом, неврозом. Острое желание помочь пациенту перевешивает – ведь неспроста же мы все-таки идем в эту профессию – врач. Проблема есть – но если не мы займемся ею, то кто?

Именно так можно представить вегетативную дистонию. Страдания, которые она причиняет, охватывают весь организм – от головного мозга до внутренних органов, от шеи и до кончиков пальцев ног, – подобно щупальцам фантастического спрута.

Беседа с человеком, который впервые обращается к нам за помощью, длится долго, порой не меньше двух часов. Конечно, хотелось бы это время сократить и тем уменьшить груз обрушивающихся на тебя страданий. Однако чаще всего это невозможно.

Особенность вегетативной дистонии состоит в том, что у одного и того же человека имеется не одно, а несколько, а иногда и очень много различных симптомов, и каждый из них – со сложными психоэмоциональными переживаниями: «Мне трудно дышать, будто моя грудь сдавлена плитами», «Я ощущаю свое сердце во всем теле»… Психологи и психиатры в этих жалобах однозначно видят психоэмоциональное расстройство – невроз. Но так ли это?