Дмитрий Соколов-Митрич - Мы здесь, чтобы победить: семь историй о лидерстве в бизнесе и спорте

Правда, через год вернулись и все-таки сходили на эту гору, причем по еще более сложному маршруту. Сейчас у меня уже с десяток возвратов. От одного только Эвереста я отворачивал дважды. Почему? Потому что хороший альпинист – живой альпинист. Я бы еще добавил: живой и старый альпинист.

Есть такой великий человек – Владимир Шатаев, выдающийся восходитель и автор культовой книги «Категория трудности». В ней он называет альпинизм «искусством человеческого поведения». Пожалуй, из всех определений это – самое точное.

Принято считать, что настоящий поэт, художник, музыкант расплачивается за свое искусство жизнью. Возможно, не сразу, но в конечном счете всегда. А теперь представьте себе такую художественную реальность, в которой эта расплата происходила бы мгновенно. Один неверный штрих на холсте – и художник падает замертво. Одно неточное слово – и неминуемая смерть. Эта фантастическая реальность максимально близка к тому, что происходит с человеком в горах.

Альпинизм – это полигон для испытаний оптимальных форм человеческих взаимоотношений. Горы отвечают на все вопросы гораздо быстрей и убедительней. Они выявляют наиболее жизнеспособные нормы морали и нравственности. Каждое удачное восхождение – еще одно доказательство теоремы о том, что наиболее выгодный принцип общежития – это гуманизм. Вообще, это очень интересная тема – что происходит с человеком в горах, как там развивается его личность.

Есть еще один романтический штамп: «Горы затягивают». Это большое преувеличение. По статистике, две трети людей, сходивших в горы в первый раз, больше туда не возвращаются. Еще половина от оставшихся отсеивается после второго раза. То есть всерьез в альпинизме остается лишь процентов десять-пятнадцать из тех, кто туда приходит.

Следующий порог отсева – тридцатилетний рубеж. В этом возрасте с горами завязывают девяносто процентов оставшихся. Зато те, кто преодолевает этот барьер, – они уже ходят до конца жизни. Я знаю, например, человека, который в семьдесят пять лет сходил на четыре восьмитысячника. Я знаю Борю Коршунова – ему восемьдесят один, а он все еще ходит в горы, ждет, когда ему будет восемьдесят четыре, чтобы стать самым старым человеком на Эвересте.

Почему люди уходят в тридцать лет? По совокупности мелких житейских забот. Работа, семья, ответственность – человек уже не так легко идет на риск. Пение у костра, все это бабуинство – оно уходит. Остается главный вопрос: зачем это нужно лично тебе? И если человек не находит ответа, тема гор его больше не интересует.

Меня этот кризис тоже не миновал. Мне было двадцать восемь лет – это был лучший год в моей альпинистской карьере. Нас с друзьями тогда, что называется, перло, мы бегали как заводные, в месяц делали по десять восхождений. А в двадцать девять лет я первый раз по-настоящему разбился. Это случилось на Памире, на пике Александра Блока, 5250 метров. Пролетел тридцать метров, ударился головой о склон – Саша Чесноков в последний момент меня поймал и удержал. Я потерял сознание, вокруг меня на снегу появилось много крови, поэтому сначала все решили, что я погиб. Стали готовить снаряжение, чтобы тело спускать. Но оказалось, что это просто большая ссадина на голове, так что пока они собирали веревки, я очнулся, встал и своими ногами спустился с горы.

Потом в девяносто третьем году на Кавказе я опять улетел, порвал голеностоп. Тогда же погиб один наш знакомый, причем из-за чужого разгильдяйства. Да еще и страна вступила в эпоху перемен. В общем, в тот сезон все мои друзья с горами завязали. Пришлось осваивать соло-технику. Соло – это когда ты идешь в гору один.

У меня есть такой жизненный инстинкт – если рядом со мной кто-то отказывается от важной и нужной работы, я просто беру и делаю ее сам. Это происходит и в горах, и в обычной жизни. Теперь, спустя двадцать с лишним лет, я называю такой подход «методом оккупации незанятых ниш». Я вообще считаю, что секрет лидерства – в готовности взять все на себя в любой момент. Хороший начальник – это заместитель своих заместителей. Собственно, благодаря этому инстинкту я и оказался в бизнесе. Мне просто пришлось спасать дело, которое, кроме меня, никому оказалось не нужно.

В «Диалоге-МИФИ» я строил дистрибуцию – медленно, но верно и надежно. Я создавал партнерскую сеть, выстраивал отношения не напрямую с клиентами, а с дилерами, которые, в свою очередь, продавали наш продукт клиентам. Если мыслить сиюминутно, мы делились с ними маржой, теряли деньги. Но я смотрел на перспективу и понимал, что, только работая с дилерами, можно захватить большую долю рынка и стать по-настоящему крупной компанией. А руководство мне возражало: «Партнеры нам не нужны, мы без них больше заработаем, связывайся с клиентами напрямую». В мой адрес посыпались упреки и даже подозрения в том, что дилеры что-то платят мне лично за посредничество. В общем, оказалось, что у нас разные взгляды на то, что такое дистрибуция. Надо было срочно спасать начатое дело. Так появилась фирма ТОПС.

Зачем люди идут в бизнес? Большинство – для того, чтобы стать крутыми и богатыми, но эта мотивация не работает. Многие идут в бизнес, чтобы изменить мир – но и это, как правило, ведет к неудаче. Настоящее желание заняться бизнесом – это желание изменить себя. Именно себя. Все остальное – лишь последствия.

Сегодня наша компания совершает около тысячи сделок в день, а когда мы начинали – одну-две в месяц. Нас спасало лишь то, что софт продавался за валюту, и поэтому мы были защищены от инфляции. Продажа одной программы за 300 долларов могла кормить нас несколько месяцев. К тому же конкуренция была минимальной. Как я уже говорил, мы обустраивали нишу, которая мало кому была нужна. В те времена программное обеспечение в России почти все воровали. Но я верил в то, что долго так продолжаться не может: раз в большом внешнем мире подобные компании существуют, значит, и у нас рано или поздно ситуация тоже изменится. Во всяком случае, мне хотелось жить именно в такой реальности, и я стал в ней жить, не дожидаясь, когда она наступит.

Это был 1993 год. Мы были тринадцатым по счету дистрибутором «Майкрософт» в России. В 1994-м нам удалось переехать на восьмое место. Через год – на пятое. Еще через год – на третье. А в 1997-м мы стали крупнейшим дистрибутором ПО в России и эту позицию сохраняем по сей день.

Честно говоря, поначалу я занял малодушную позицию – решил усидеть на двух стульях. Первые полтора года продолжал работать в «Диалоге-МИФИ». Мне тогда казалось, что достаточно осуществлять идейное руководство своей компанией, не перегружая ее личным присутствием. Для непосредственного управления этим бизнесом я стал искать компаньона.