Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.23. Из сборника «Новые сказки Нинон». Рассказы и очерки разных лет. Наследники Рабурдена

— Ну что за ребячество. Вот этого-то я и боялась. Позвольте уж мне здесь, в этом укромном уголке, отчитать вас.

Она говорила строгим и вместе с тем снисходительным тоном, как мать, которая отчитывает малолетнего сына:

— Я с первого же дня обо всем догадалась. Вам порассказали обо мне бог знает что, так ведь?.. И вы стали на что-то надеяться; я не сержусь на вас — ведь вы ничего не знаете о свете, вы явились в Париж со всеми представлениями вашего медвежьего угла… Впрочем, вы, наверное, считаете, что и я немного виновата в том, что вы так ошиблись. Я должна была бы сразу же вас остановить, одного моего слова было бы достаточно, чтобы вы перестали за мной ухаживать. Да, я не сказала этого слова, не остановила вас, и вы, должно быть, считаете меня ужасной кокеткой… Но знаете, почему я не сказала этого слова?

Я что-то пробормотал. Я словно окаменел от неожиданности. А она трясла меня, еще крепче сжимала мои руки и продолжала, придвинувшись так близко, что я ощущал на лице ее дыхание:

— Я не сказала этого слова, потому что вы показались мне не похожим на других, и мне хотелось, чтобы этот урок пошел вам на пользу… Сейчас вам трудно понять меня, но когда вы поразмыслите, вы догадаетесь, почему я так поступила. О нас много злословят. И мы, может быть, слишком часто даем для этого повод. Однако — вы и сами в этом убедились — есть и порядочные женщины, даже среди тех, которые, казалось бы, более других компрометируют себя легкомысленным поведением… Все это не так-то просто. Повторяю, когда вы спокойно подумаете, вы поймете.

— Пустите меня, — пробормотал я в сильном смущении.

— Нет, не пущу… Просите прощения, если хотите, чтобы я вас отпустила.

И хотя это было сказано шутливым тоном, я видел, что она сердится, — вот-вот заплачет от обиды, от нанесенного ей оскорбления. А во мне росло сочувствие, росло настоящее уважение к этой столь очаровательной и мужественной женщине. Мне становилась понятной эта сложная натура: ее гордая верность глупцу-мужу, ее кокетливые манеры и ее неприступность, презрение к людским пересудам и главенствующая роль в семье, скрытая за мнимой ветреностью, — все в ней казалось мне теперь достойным самого почтительного преклонения.

— Простите меня, — сказал я смиренно.

Она выпустила мои руки. Я тотчас же встал, а она все сидела — ведь теперь ни темнота, ни дурманящий запах цветов не таили в себе ничего для нее опасного. И уже веселым тоном она продолжала:

— Но вернемся к нашей сделке. Я честный партнер, я всегда выполняю свои обещания. Вот вам назначение секретарем посольства. Я получила его вчера вечером. — И, видя, что я не решаюсь взять протянутый мне конверт, она заметила слегка ироническим тоном: — Мне кажется, что уж теперь-то вы вполне можете принять услугу от моего мужа.

Вот так и окончилось мое первое любовное приключение. Когда мы вышли из беседки, на площадке перед домом я увидел Феликса и рядом с ним Гошро и Берту. Завидев меня с конвертом в руках, Феликс насмешливо сжал губы. Он, видно, знал обо всем и теперь смеялся надо мной. Я отвел его в сторону и стал с горечью упрекать: как он допустил, чтобы я совершил такой промах; но он мне на это ответил, что зрелость дается только опытом; а когда я взглядом указал на идущую впереди нас Берту, спрашивая, что же в таком случае представляет собой она, Феликс весьма выразительно пожал плечами. А раз это так, должен признаться, что я, по-видимому, все еще плохо разбираюсь в странной морали света, — почему даже самые порядочные женщины ведут себя так, что кажутся доступными?

От Гошро я узнал, что мой отец пригласил его с женой погостить дня три в Бокэ. Эта новость совсем меня доконала. А Феликс, все так же иронически улыбаясь, объявил, что завтра возвращается в Париж.

И я ретировался, сказав, будто обещал отцу непременно вернуться к завтраку. Когда я выезжал из аллеи, навстречу мне попался кабриолет; в нем сидел какой-то господин. Наверное, это и был г-н Нежон. Но, честное слово, хорошо, что я так с ним и не познакомился. Да, Гошро с женой препожалуют в Бокэ уже в воскресенье. Вот пытка-то!

Перевод Н. Филиппович

У г-на Шабра не было детей, и это очень его огорчало. Он женился на девице Катино из торгового дома «Девинь и Катино», блондинке Эстелле, высокой восемнадцатилетней красавице, и вот уже четыре года, как тщетно ожидал появления потомства, встревоженный, подавленный, уязвленный неудачей своих стараний.

Господни Шабр в прошлом торговал зерном и скопил значительное состояние. Подобно многим буржуа, он, упорно стремясь стать миллионером, вел всегда скромный образ жизни и все же в сорок пять лет, точно старик, едва волочил ноги. Его землистое лицо, на котором заботы о накоплении богатства оставили неизгладимые следы, было плоским и невыразительным, как тротуар. И он впал в отчаяние, ибо человек, наживший ренту в пятьдесят тысяч франков, вправе удивляться, что отцом стать трудней, чем богачом.

В то время красавице г-же Шабр было двадцать два года. Кожа у нее на лице напоминала спелый персик, пушистые завитки на шее отливали золотом, — она была очаровательна. В ее сине-зеленых глазах, похожих на тихий омут, трудно было что-либо прочесть. Когда супруг сетовал на то, что брак их бесплоден, она выпрямляла гибкий стан, выставляя напоказ свои пышные бедра и высокую грудь; а улыбка, приподымающая уголки ее рта, недвусмысленно говорила: «Разве в этом виновата я?» Впрочем, Эстелла была взращена суровой матерью в лучших буржуазных традициях и в своем кругу слыла женщиной весьма благовоспитанной, благочестивой, неспособной подать повод для сплетен. Только тонкие крылья ее хорошенького носика иногда нервно трепетали, и, будь у нее другой муж, он не чувствовал бы себя спокойным.

Между тем домашний врач доктор Гиро, благодушный, остроумный толстяк, уже неоднократно беседовал наедине с г-ном Шабром. Он объяснял ему, насколько еще бессильна наука. Что поделаешь, ведь завести ребенка не так просто, это не дубок посадить… Но он не любил никого огорчать и обещал поразмыслить над этой бедой. И однажды июльским утром он сказал:

— Дорогой господин Шабр, вам следовало бы поехать на морские купанья… Да, да, они действуют превосходно. И самое главное, ешьте побольше ракушек, ешьте только ракушки.

У г-на Шабра воскресла надежда, и, обрадованный, он переспросил:

— Ракушки, доктор?.. Вы считаете, что ракушки?..

— Вот именно. Прекрасное средство! Итак, кушайте все подряд: устриц, морские блюдечки, мидий, морских ежей, даже омаров и лангустов.

Затем уже на пороге он обронил вскользь:

— Не забирайтесь в глушь. Госпожа Шабр молода, ей необходимы развлечения… Поезжайте в Трувиль. Там прекрасный воздух.